Я родился в маленьком городке, название которого вряд ли вам скажет что-либо. Его названия не встретить на карте страны, и никакие значимые исторические события не затронули его пресного существования. Даже люди, которые живут в подобных городках, расположенных относительно неподалеку, никогда не слышали название нашего городка, если, конечно, им не доводилось проезжать мимо или даже останавливаться в наших краях. Сам я принадлежу к поколению, которое иногда именуют «мальчики начала тридцатых», хотя теперь это только название, мало о чем говорящее поколениям нынешним. А людей моего возраста уже почти не осталось. Сейчас я седой и немощный старик, и даже не верится, что эти пыльные улицы еще помнят бег моих резвых ног. Все так стремительно пролетело, и порой кажется, что я всегда был таким вот стариком, а память – только мой вымысел, фантазии. И лишь старые фотографии, немые свидетели безвозвратно ушедших дней, хранят мгновенный отпечаток времени. Лица. Молодые спокойные ныне почивших, умильные детские уже доживающих. Старые фотографии. Строгие черно-белые, более поздние размытые цветные. Для меня они хранят нечто большее, чем просто портреты родственников. Что-то такое близкое и в то же время такое далекое, уютное и недосягаемое.
Я пересматриваю старые снимки каждый день, и каждый день неприятный колкий холодок пробегает по моей спине. Не могу сказать, что это ощущение мне нравится. Скорее даже оно мне совсем не нравится, но я все равно каждый день просматриваю свой альбом с фотографиями. Поэтому я даже не убираю его со стола, и он, распухший от времени, лежит так уже много лет. Я даже знаю наизусть, где какая фотография, и кто с нее смотрит. Наизусть. Поэтому, даже когда альбома нет под рукой, я закрываю глаза и мысленно перелистываю его страницы. Открываем: сверху слева суровый пожилой мужчина – это мой дед. Справа от него в овале крупная женщина с усталым взглядом – это моя бабушка. А ниже фотография, где на стуле сидит молодая красивая женщина с насупленным щекастым мальчиком на руках – это мама и я… Неужели это я? Я тысячу раз видел эту карточку и тысячу раз не мог поверить, что это я. Конечно, я это ЗНАЮ, но до конца ПОВЕРИТЬ в это не могу. Тем более что себя таким не помню…
Воспоминания. Невидимая неуклюжая мозаика, собираемая мной каждый день. И каждый день она выходит по-другому. Я снова и снова мысленно рассыпаю эпизоды и склеиваю их во что-то. И это склеивание и это «что-то» на данный момент и есть моя жизнь. Когда-то давно я сказал своему сыну: «Не иди спиной вперед, но и не забывай оглядываться». Не знаю, понял ли он меня тогда… Спросить уже не у кого: сын давно уехал, а сам я никуда уже не иду: остановился, развернулся и непрерывно смотрю назад.
Кажется, что может вспомнить человек, всю жизнь проживший в крохотном городке вроде нашего? Какую царапину на граните времени может оставить его существование?
А вспомнить все равно есть что. Каждому, в том числе и мне. Что-то совсем обыденное и личное, что не имеет никакой ценности для всемирной истории, но так важно для конкретного меня. Поэтому я снова и снова мысленно открываю свой старый фотоальбом, и он мысленно переносит меня на десятки лет назад, туда, где я неудержим и беззаботен, и где все эти лица с карточек – живые и любящие…
Тогда, в конце сороковых, в квартале от нас жил старик Маньяра в некогда красивом доме, который давно проиграл неравный бой неумолимому и безжалостному времени. Казалось, что дом просто старел одновременно с хозяином, и выцветший и несколько пооблупившийся фасад идеально соответствовал редкой седой шевелюре старика Маньяры. Старик любил выходить утром на улицу и садиться перед домом (я не мог понять, как и зачем нужно вставать так рано, если не нужно никуда идти), подставляя изрытое морщинами лицо нежным лучам утреннего солнца. Глаза его при этом были всегда закрыты, отчего казалось, что он спит. Старик сидел неподвижно, поэтому для нас, мальчишек, проживающих за минуту сто секунд, мечущихся, как угорелые, по улицам нашего городка, он был не более чем частью уличного пейзажа, неподвижного, а потому мало интересного. Мы никогда не обращали на него внимания, так как, как я уже говорил, он жил в совершенно другом временном течении. Он просто каждый день привычно сидел на лавке возле своего дома, и мы это знали. Это было настолько обыденно, что знание это не требовало ежедневного подтверждения. Конечно, иногда мы невольно обращали на него внимание. Например, когда в самый разгар какой-нибудь игры сам предмет игры (например, клубок тряпок, заменявший нам мяч) вылетал с поля событий и летел прочь, приземляясь как раз под ноги старику. Вот тогда тот из нас, кто собственно и был виновником произошедшего, буквально подкрадывался к Маньяре. Так когда-то показывали в кино, крадутся охотники за случайно оброненным ружьем к спящему льву. Старик же привычно сидел неподвижно с закрытыми глазами. В конце концов, наш товарищ буквально доползал до искомого предмета и затем стремглав бросался обратно, ощущая себя героем, выпрыгнувшим в последний момент из драконьей пасти. Это чувство было мне хорошо знакомо, так как я и сам неоднократно выступал в качестве «крадущегося». Но это были лишь эпизоды…