Пролог
Свобода – возможность действовать любым способом,
если это не мешает свободе других.
Автор.
Пролог.
В отпечатке тяжёлого ботинка, оставленном в грязи разбитой лесной дороги и залитого дождевой водой, отражается бездонное августовское небо с одинокими рваными облаками. Застывшее зеркало неба в грубом смазанном отпечатке создаёт иллюзию бездны под ногами. Время медленно, незримо но осязаемо течёт к закату.
Наверное там глубоко, куда утоптали её когда-то пыльным кирзовым сапогом, есть душа. А тело – его время от времени пробивает зябкой дрожью, и ломит от сырой, укрытой ковром из сосновых иголок с редкой травой, земли. Время от времени ветер, неторопливо гуляющий в кронах деревьев, роняет с веток дождевые капли.
Что-то подобралось внутри – то ли в просвете между деревьями показалось движение, то ли в общую какофонию тишины где-то на уровне подсознания вплёлся посторонний шорох. Как из другого мира, так из тревожной дремоты я пришёл в себя – и осознал что уже далеко не август, и место между разбитыми бетонными балками, которые дали мне убежище, совсем не лес. Дремота упорно тянула назад, в лесной августовский вечер, но сознание уже пыталось определить что происходит.
Шорох повторился, вкрадчиво но уверенно. Сон растворился, как предутренний туман на ветру, ухо привычно стало выделять посторонние шумы, а просыпающийся мозг пытался определить их направление. Спасибо мусору, «культурному слою цивилизации», покрывающему землю довольно плотным слоем, благодаря которому даже ветер слышен всегда. Именно благодаря ему можно было различить кто передвигается, в каком количестве и куда.
Определив, что направление неторопливого движения нескольких человек, в однотипной тяжёлой обуви с твёрдыми подошвами, проходит рядом с моим убежищем, я тихо отодвинул кусок картона, который повезло найти с вечера и который послужил мне одеялом, и, стараясь не издать ни звука, пополз между битыми бетонными блоками к забору. Сам бетонный покошенный забор был метрах в двадцати, и возле сдвинутых плит проёма было углубление, когда-то разрытое собаками. Я обратил на него внимание ещё вечером, когда осматривался перед тем что бы соорудить ночлег. Шаги были с другой стороны бетонного «авангарда», давшего мне укрытие, и потому у меня была надежда что я пока ещё не замечен и не услышан.
Быстро расползались предрассветные сумерки, а с ними и моя надежда остаться незамеченным. Я уже самим копчиком чуял как кто-то смотрит мне вслед и прямо сейчас услышу быстрый топот тяжёлых ботинок в мою сторону. До забора оставалось совсем немного, и вдруг сзади раздался негромкий оклик, который от волнения показался мне громом. Я вздрогнул, но попытался ползти ещё быстрее, животный страх помогал мне не чувствовать холода примёрзшей грязи и тянул к дыре в заборе.
Ещё просыпающийся мозг уже отметил, что крик по тональности принадлежал, скорее всего, кому-то из патруля. И если патруль в комендантский час в этом месте был своим ходом – то это было целенаправленное прочёсывание. И здесь два варианта – либо чистят территорию от местных банд, что маловероятно, либо кто-то сдал меня. Если, конечно, не случайность. То, что патрули просто так не чистят банды в таком месте и такое время, да ещё и без техники, придавало мне уверенности что я попал в переплёт, и холодного пота в спину. «Сейчас стрелять будут» - подумал я, и уже ныряя под забор и, обдирая спину, услышал как пуля звонко цокнула о загудевший бетон.
За дырой с той стороны я уткнулся в остатки собаки, ещё не доеденной червями, но хорошо обглоданной её собратьями. Я не чувствовал застоявшейся вони, но понял что выстрел был сделан лишь для того, что бы меня погнать отсюда.
Хорошо это или плохо – предстояло понять в ближайшие минуты, ведь если это облава – то меня просто погнали как волка в загон. Значит, кто-то должен меня «принять». Страх придавал мне силы и скорость, и сейчас он был моим союзником. Рюкзак в руках вспрыгнул мне на спину, существенно сковав мои передвижения, но именно в нём был весь мой смысл.
Скатившись вниз в камыши, я успел только положить рюкзак на голову, натянув лямки («брительки», как когда-то выразилась моя тёща) руками вниз, и тихо присел в мутную вонючую ледяную тину. Дыхание остановилось от холодного шока воды. Медленно перебирая ногами и стараясь сохранить равновесие, я передвигался в заросли и достиг торчащих из воды полусгоревших шин. Теперь присел за ними так, что над водой торчала только моя голова с рюкзаком, которые в серых сумерках сливались с рваными шинами, и заставил себя дышать ртом и тихо.