Вновь кто-то попытался вклиниться, но Борис Михайлович не упустил инициативу:
— Самое главное — деньги. Правильно я говорю?! Что за жизнь, когда нет денег на жизнь! Мы не монстры, как вам могло показаться. — Он кивнул на охранника в маске. — Мы за простых людей. А простым людям нужны не красивые слова, а живые деньги. Я не наше правительство, обещаниями не кормлю.
Он бросил к ногам мешок, распахнул, вытащил ворох плотных пачек банкнот.
— Это ваши деньги. — Он высыпал пачки в мешок, ногой оттолкнул его к стоящему рядом боевику.
— Каждый перед дверями лифта получит по десять тысяч долларов. Без расписки. Прямо из рук в руки. Считайте это компенсацией за моральный вред. Мы с вами поступаем честно. Должны — платим. И не будьте дураками. Возможно, вас задержат и обыщут. Скорее всего, потребуют сдать деньги. Я бы не отдал. Потому что не вернут, во-первых, потому что я их заработал, во-вторых, и, в-третьих, не обеднеет бюджет от ваших несчастных десяти тысяч.
Толпа ожила. Закачалась. Люди поглядывали друг на друга в поисках поддержки.
— Да, конечно же, брать! — ответил Хартман на терзавших всех вопрос. — Когда ещё такой шанс в жизни выпадет?! Десять тысяч за полчаса нервотрёпки. По-моему, не плохо. Внизу вам платят меньше.
На многих лицах появились глупенькие улыбочки.
«Разводка — высший класс, — оценил Громов. — Ну, ты, и сука, Борис Михайлович!»
Судя по гримаске, девушка подумала то же самое.
Градус настроения в толпе от космического холода подпрыгнул выше нуля. В группке правильных пацанов произошёл быстрый обмен мнениями и самый наглый, или более всех выпивший, влез с вопросом:
— Слышь, братан, а если мне десять «косарей» за моральный вред мало? Прикинь, я себе тут язву успел заработать. Ты, эта, накинь по пятьдесят штук на лечение.
«Есть первый труп», — решил Громов и внутренне приготовился к выстрелу.
— Принимаю, но с одной поправкой, — с ходу среагировал Борис Михайлович. Указал на провинциального вида женщину, прижимавшую к себе мальчика-школьника и девочку лет пяти. — Пятьдесят получат матери, пришедшие с детьми. Ну и каждый ребёнок свои десять получит. Они хоть и маленькие, но люди. Я прав?
Он не дал никому ответить. Навёл палец, как пистолет, на пацана.
— Если тебе мало десяти, спущу вниз без лифта. И без парашюта.
Толпа сама собой расступилась, образовав коридорчик, по которому легко можно было послать пулю в грудь пацану. Даже дружки его, насколько можно было, отпрянули.
— Тебе хватит десяти тысяч, или претензии есть? — ровным голосом спросил Борис Михайлович.
Коротко стриженая голова сама собой кивнула.
— Свободен, сявка! Все свободны, товарищи! — Борис Михайлович взмахнул руками. — Дружно и организованно идём к лифтам. Получаем деньги — и свободны!
Людей словно всосало в трубу. Через секунду на галерее из заложников никого не осталось.
Только Громов, девушка и пожилой солидный мужчина. Громов уже для себя все решил. А почему девушка даже не пошевелилась, а мужчина, посмотрев на неё, тяжко вздохнул и тоже остался, он не понял. На самоубийц или подельников Хартмана, явно не подходили. Слишком уж обречённый вид был у мужчины.
«Вряд ли, «папик» или родственник. Но что-то их связывает, явно не случайные знакомые, — отметил Громов.
С Хартманом осталось трое боевиков. Все стояли так, чтобы держать под прицелом фланги и трёх заложников.
Борис Михайлович подошёл к ним, радушно улыбаясь.
— Приятно, когда тебя понимают без лишних слов.
Девушка не встала. Закинула голову и, показав в улыбке великолепные зубки, сказала:
— А вы похожи на Карабаса-Барабаса в розыске. Бороду сбрили, чтобы не узнали, а хамские манеры кукловода так и прут.
— Спасибо за комплимент, Карина, — с поклоном ответил Борис Михайлович.
Громов заметил, что мужчина, стоявший рядом с ней, рефлекторно сжал кулаки. У девушки, названной по имени, лишь дрогнули уголки губ.
Борис Михайлович явно оказался доволен произведённым эффектом.
— Вы не хотите поработать на нас? Очень нужна девушка вашей внешности.
— Попробуйте наладчицу Зинаиду Ивановну Долгих, ей деньги больше нужны. На собачку для внука и садовый домик в Хохловке.