— Кем Щукин объявляет себя?
— Только временным председателем комитета национального спасения.
— Временное в России всегда самое постоянное.
— Нет. Свободные выборы пройдут через два месяца.
— Щукин уверен, что ему хватит этого срока, чтобы при встрече с ним люди кричали «ура!»?
— Да, вполне. За это время народ узнает, кто и как превратил приватизацию общественного достояния в форму легального воровства. Узнает, кто сколько награбил.
— Это все?
— За два месяца будут расстреляны все рецидивисты, имеющие более трех судимостей. Старые приговоры для них отменяются. Мы разоружим все незаконные вооруженные группы и отряды частной охраны. С бандитами борьбы не будет. Они просто подлежат уничтожению. Для этого в каждую спецгруппу будет включаться судья…
— Все это хорошо, но есть немало влиятельных лиц, которые станут центрами рритяжения недовольных. Генерал это учитывал?
— Конечно. Поэтому он предлагает собрать недовольных вместе, пока они не собрались сами.
— М-да, — задумчиво произнес Дружков и поскреб подбородок.
— Что вас смущает?
— Куда девать столько народу?
— Милый Иван Афанасьевич! Мировой опыт… Один стадион вмещает до ста тысяч людей. У вас их два — Лужники и «Динамо». Вы при всем старании их не заполните.
— Я могу просить о назначении Крымова моим заместителем?
— Это заложено в указ.
— Кто примет службу охраны?
— Генерал-лейтенант Кесарев.
— Вот как! — воскликнул Дружков, делая неожиданное открытие. — Сразу из полковников!..
— Помилуй Бог, Иван Афанасьевич! А сами-то из майоров в полковники, это как?
Дружков предпочел оставить разговоры о чинах и звездах. Спросил:
— Что с Бизоном? Он сам или?..
— Я думаю, это установят врачи. Нам-то с вами зачем в это лезть?
Дружков нажал клавишу внутреннего переговорника.
— Дежурный? Крымова ко мне. Срочно!
— Начните с подготовки стадионов, Иван Афанасьевич, — предложила его собеседница. — Щукин принял меры, и первая клиентура начнет поступать к вам через два часа.
Дружков взглянул на часы.
— Успеем.
Маргаритка открыла сумочку и вынула пачку листов, скрепленных металлической скрепкой.
— Это списки тех, кого вам придется собирать по городу своими силами…
Дружков мельком взглянул на первую страницу. Сразу заметил две знакомые фамилии: Гурвич, депутат Государственной Думы, и Васинский, президент «Ростбанка».
Усмехнувшись, спросил:
— Если я внесу в список пару фамилий?
— Чьи?
— Допустим, Пилатова.
— Его фамилия в списках уже есть. Они готовились не впопыхах.
— Круто, — Дружков не скрыл удивления.
— Ваша школа, генерал-полковник, — усмехнулась и Самохвалова.
Спала Москва. Близилось утро на Урале. Проснулся Дальний Восток. Вечное вращение неудержимо гнало землю навстречу восходу. По стране от Камчатки и Приморья на запад шел свет нового дня. И никто, кроме ограниченного круга лиц, не знал, каким он будет. В этом отличие мирских дел от круговорота природы. Просыпаясь, мы знаем: день наступил. А вот каким он будет, знать никому не дано.
Два старательных дворника Саид и Муса Билялетдиновы, шваркая старыми метлами по асфальту, подметали тротуар.
Из Боровицких ворот Кремля на огромной скорости вырвались и пронеслись мимо них несколько черных машин.
Озаряя сумерки сполохами красных мигалок, они рванулись на спящие проспекты Москвы.
Дворники на минуту перестали мести. Проводили взглядом машины.
— Опять ба-альшую жо-о-опу повезли, — сказал Саид, вздохнув.
— Куда, как думаешь? — спросил Муса.
— На нашу голову, брат, куда еще, — ответил Саид и яростнее, чем прежде, заскребыхал метлой.
На востоке вставало солнце. Страна-мученица вступала на новую стезю, ведущую к очередному светлому будущему.
Вперед, навстречу солнцу, друзья!
Стреляющие камни Повесть
Эдик заступил на пост в два часа ночи. Некоторое время ходил и поглядывалпо сторонам спокойно и бодро. Потом вдруг что-то сорвалось, надломилось в нем. Ватная мягкость потекла в ноги, наполнила их слабостью. Отяжелели веки. Густая липкая муть стала затягивать сознание непрозрачной пленкой. Пение цикад, истошно верещавших в чахлых кустиках полыни, медленно тупело, глохло, уплывало куда-то вдаль, и Эдик временами переставал его слышать вообще.