Когда смена закончилась, (нас, как работающих студентов, отпускали пораньше), мы с Ксюшей вышли вместе через черный вход. Обошли здание и увидели Диму, сидевшего на капоте своей тачки. Я, прижимая к себе охапку роз, с которой уже успела намучаться, хотела уже сказать, что и сама доберусь. Но поняла, что толкаться с букетом в автобусе то еще веселье.
Я обернулась, ожидая, что у входа появятся парни из четверки. Чего уж скрывать, я безумно хотела, чтобы Рэм предложил меня подвезти. Знаю, что дура и ни к чему хорошему бы это не привело, но сердце от одной только мысли об этом больно сжималось. Ничего подобного я не испытывала, находясь рядом с Димой. И каким бы замечательным он ни оказался после непродолжительного общения, сердце не екало при нем.
— Привет, — поздоровался он с Ксюшей. — Поехали, подброшу вас домой.
— Спасибо, меня в общагу, тут рядом. Я бы прогулялась, но ноги отваливаются, — согласилась сразу Ксюша, заулыбавшись, и прыгнула на заднее сиденье.
— Спасибо, Дим, но я уже говорила, что не нужно специально ехать за мной, — снова повторила свои же слова, пока он открывал передо мной дверцу.
— Да ладно, я тут рядом по делам был, — в своей манере ответил Дима.
Я снова обернулась, прежде чем сесть, и, уже наклонившись, чтобы опуститься на сиденье, увидела вышедшего из кафе Рэма. И, как ни странно, он сразу посмотрел в нашу сторону. Поймал мой взгляд, перевел его на букет в моих руках, потом на Диму, стоящего и придерживающего для меня дверцу. Мне показалось, что Рэм нахмурился, но снова посмотрел мне в глаза, не отворачиваясь, пока мы не отъехали.
— Кто это сегодня был? — спросил Дима, когда мы высадили Ксюшу и вырулили на автостраду.
— Ты о чем? — не сразу поняла, что он хотел узнать.
— О цветах, — ответил он, не глядя на меня, лишь кивнул на букет в моих руках.
— Поклонник, — ответила, выныривая из раздумий о Рэме и пожимая плечами.
Показалось, что я услышала, как скрипнули его зубы. Но, возможно, действительно просто показалось. Всю дорогу я устало смотрела в окно, а Дима молча довез меня до дома.
— Спасибо большое, Дим. Завтра увидимся в универе, — сказала я, потянувшись к ручке двери.
Дима выскочил на улицу и поспешил помочь мне. Открыл дверцу, подал руку, вот только не отпустил ее, а повел так к подъезду.
— Эм, ну, пока, — ненавязчиво пытаясь вырвать свою ладонь из захвата, промямлила я.
Отвернулась, чтобы открыть дверь, но Дима развернул меня обратно, нависнув надо мной. Он склонился, и его лицо приблизилось к моему, руки он опустил по сторонам от меня. Я попыталась выставить руки перед собой, предотвращая сближение, но огромный букет, что все еще находился в моих руках, очень этому мешал. Как только его губы оказались в сантиметре от моих, я резко отвернулась в сторону, так что они лишь мазнули по лицу.
— Дим, прошу тебя, прекрати, — прошептала, боясь взглянуть ему в глаза.
— Почему? — выпалил он, несильно хлопнув ладонью по двери.
— О чем ты? — все же подняв глаза и нахмурив брови, уточнила я.
— Почему не я? Что в этом твоем поклоннике есть такого? — злился Дима еще больше.
Вот только меня его поведение никак не устраивало, и моему терпению тоже пришел конец. Тяжелый, длинный и слишком эмоциональный день меня выжал, сил хватало только на то, чтобы дойти до квартиры, а тут еще и незапланированные разборки.
— Прекрати, Черкасов. Не знаю, что ты себе придумал, но я не давала тебе никаких обещаний, — пресекла его наезды и все же извернулась и приложила ключ к замку. Дверь открылась, запищав, и я воспользовалась замешательством парня, чтобы скользнуть в подъезд и помчаться к лифту.
— Мамуль, я дома, — крикнула я, проходя в кухню за вазой. Точнее, за тремя, так как цветы в одну не вместились.
— Привет, Полясь. Как работа? Ого, вот это букет! — воскликнула мама.
— Ага, поклонник появился, ничего такого, мам. Я устала, с ног валюсь. Спать пойду.
Поцеловала родительницу в щеку и, подхватив одну вазу, пошла в комнату. Меня совсем запутали сегодня эти трое. Думать ни об одном из них больше не могла. Умылась и рухнула на кровать, мгновенно провалившись в сон. Где меня встретили голубые, такие красивые глаза, заглядывающие в самые глубины моей души, раздирающие ее и пробирающиеся все глубже, так, чтобы я не могла их оттуда никак выбросить.