Настигла его дама с косой в пятьдесят четыре года. Мужчины вообще по статистике живут у нас в стране лет на десять меньше, чем женщины. Вот и Иваныча инсульт догнал. Он ещё помнил, как стоял над своим телом, а вокруг мельтешила родня, врачи, потом участковый. Кого-то ещё на этой стороне мужик не видел. Не заметил девушку, оборвавшую его нить. Она пропала очень быстро, едва выполнив свою работу. Он был абсолютно один.
Посетил свои похороны, поминки. Долгое время не решался выйти из квартиры. Непонятно почему. То-ли оттягивал миг погружения в неизвестность, то-ли боялся исчезнуть совсем.
Долго так продолжаться не могло. В один из дней Иваныч ходил по своей квартире, переходил из комнаты в комнату. Перешагнул порог и оказался в месте, наполненным густым туманом. То, что он больше не в мире живых понял сразу. С любопытством огляделся. Вокруг было пустынно, тихо. Только белая пелена обволакивала и убаюкивала. Наклонился, потрогал обычную на вид почву. Откуда-то пришло осознание, что нельзя долго засиживаться на одном месте. Туман облизывал его, будто пробуя на вкус, забираясь под одежду. Ощущения были не из приятных.
Иваныч пошёл, сам не зная куда. Просто прямо, в надежде куда-нибудь выйти. В начале шагал бодро, даже напевал что-то под нос, но, со временем, силы начали покидать мужчину. Туман, всё чаще касавшийся тела, будто забирал частички сил. Мужик уже давно потерял счёт времени, не знал, идёт он час, день, месяц. Когда, казалось, что остаётся только упасть и исчезнуть, впереди показался силуэт строения. Собрав все оставшиеся силы в кулак, Иваныч побежал туда.
Продравшись сквозь пелену, он вышел к типовой советской пятиэтажке. Странно, но слабость отступила. Мужик огляделся и обнаружил, что туман остался позади, а сам он находится в границах своеобразного пузыря. Выдохнул облегчённо и стал осматриваться. Дом не представлял из себя ничего необычного. Четыре подъезда по пять этажей. Окна квартир были безжизненными, вокруг стояла мёртвая тишина. Чуть в стороне находились пять гаражей ракушек.
- Точно в прошлое перенёсся, - сказал Иваныч вслух, чтобы хоть немного разрушить давящую тишину.
Набравшись смелости, пошёл к дому. Гаражи решил оставить на потом. Подъездные двери были открыты. Появившихся в новое время домофонов здесь не было. Вообще казалось, что этот кусок мира был перенесён сюда с незапамятных времён да так тут и остался. Иваныч зашёл в дом.
Старый советский подъезд — это словно портал в прошлое, где время замедлило свой бег, оставив следы эпохи, которая давно канула в лету. Дверь подъезда, тяжелая и обшарпанная, с потускневшей краской и следами ржавчины, скрипит на петлях, будто жалуясь на годы службы. Над ней — козырек из серого бетона, покрытый трещинами и следами птичьего помета, словно памятник ушедшей архитектурной утилитарности.
Внутри — полумрак, пробиваемый тусклым светом лампочки, которая, кажется, висит здесь с незапамятных времен. Стены, когда-то белые, теперь покрыты слоем пожелтевшей краски, испещрены царапинами, детскими каракулями и объявлениями, которые никто уже не читает. Лестница, узкая и крутая, со ступенями, стертыми тысячами шагов, ведет вверх, вглубь этого бетонного лабиринта. Перила, холодные и шершавые на ощупь, местами погнуты, а кое-где и вовсе отсутствуют, словно вырванные в порыве чьей-то давней ярости.
На каждом этаже — двери квартир, одинаковые, как близнецы, с облупившейся краской и номерами, едва различимыми под слоем пыли. Некоторые из них украшены ковриками, которые когда-то были яркими, а теперь выцвели и покрылись слоем городской копоти.
На лестничных площадках — окна с мутными стеклами, через которые едва пробивается свет. Подоконники заставлены горшками с чахлыми растениями, которые упрямо цепляются за жизнь, несмотря на скудный свет и пыльный воздух. Где-то в углу — сломанный велосипед, забытый хозяином, и стопка старых газет, которые никто не удосужился выбросить.
Подъезд был не просто местом, это история, застывшая в бетоне и краске. Здесь каждый уголок, каждая трещина, каждый скрип ступеней рассказывает о жизни, которая кипела здесь десятилетия назад, о людях, которые приходили и уходили, о времени, которое оставило свои следы на этих стенах. И, несмотря на всю свою обветшалость, он все еще живет, дышит, хранит в себе память о прошлом, которое, кажется, никогда не уйдет окончательно.
Единственное, чего не хватало, это шума из-за дверей квартир. Иваныч пробовал открыть двери. Каждая легко открывалась. Внутри никого не было, лишь слой пыли на старой советской мебели и мёртвая тишина. Мужчина обошёл каждую квартиру. Обстановка везде была идентичной, будто неизвестный при строительстве и дизайне обстановки сделал только одно помещение, а для всех остальных использовал комбинацию горячих клавиш ctrl-c и ctrl-v.
В одной из таких квартир Иваныч и остался. На кухне обнаружил небольшой запас продуктов. Соорудил нехитрый перекус. Пожарил картошку, порезал колбасу, хранившуюся в холодильнике. Странно. Он не видел никаких коммуникаций, но из крана текла вода, в плите был газ, а холодильник и лампочка работали, несмотря на отсутствие столбов с проводами.
После еды потянуло в сон. Не сказать, что Иваныч натерпелся много страхов в этом туманном мире, но усталость от долгой прогулки плюс сытный обед (или ужин) сделали веки очень тяжёлыми.
Иваныч уже и не помнил, когда был таким отдохнувшим. Проснулся без будильника, без криков жены и детей. Если честно, то и до смерти он себя загнал сам. Постоянная работа, шабашки, дача. Съезди туда, привези то, прибей это. Место в котором он оказался сейчас можно было назвать раем для мужика на исходе лет. Никто не пилит, никто ничего не требует.
Доев остатки вчерашней трапезы, он решил выйти и прогуляться вокруг дома, чтобы получше всё осмотреть. Вот только сделать это не получилось. Выглянув в окно, Иваныч обнаружил, что всё вокруг затянуло белым маревом. Клубы тумана остановились на уровне третьего этажа. Ещё живы были воспоминания о том, как пелена вытягивала силы, как чуть было не остался там. Это пугало очень сильно. На каком-то подсознательном уровне Иваныч не хотел вновь там оказаться. Решил остаться в квартире и посмотреть, что будет дальше.
Ждать пришлось долго. Туман висел дня три по внутренним ощущениям. Отступил он незаметно. Вот буквально только что был и вот его не стало. Прям как в старой популярной песне. Иваныч собрался и вышел на улицу. Если честно, то за время пока пелена перекрывала все входы и выходы, мужчину одолела скука. Сначала пробовал читать имеющиеся в квартире книги, но никакая информация в голову не лезла. Вообще на второй день накатила своеобразная апатия. Делать не хотелось ничего. Только одна мысль засела в голову: «Поскорее бы этот хренов туман ушёл». Даже подумалось, что пелена навсегда повисла вокруг. Санаторий превратился в тюрьму. Тем радостнее был момент освобождения.
Иваныч выскочил из дома полный энтузиазма. Вот только вокруг ничего не изменилось. Старый советский двор, покинутый людьми, выглядел как застывший во времени снимок из прошлого. Он пугал своей тишиной и безлюдностью, словно жизнь здесь остановилась внезапно, оставив после себя лишь следы былого уюта и активности.
Сера бетонная пятиэтажка, облупившаяся краска на стенах, окна с потускневшими шторами. Детская площадка, некогда наполненная смехом, теперь стоит в запустении: ржавые качели скрипят, стоит их коснуться, песочница заросла сорняками, а горка покрыта слоем пыли и опавших листьев.