Туман дрожит, и шепот превращается в смех — тихий, многоголосый, словно эхо из сотни уст.
- Ты знаешь...
- Поторопись…
- Уничтожь тюремщиков, освободи нас…
И прежде чем я успел что-то ответить, туман накрыл меня с головой, а когда он отступил, передо мной сидел Третий.
- Давно не виделись, - сказал он
- Не так чтобы очень, - ответил ему и огляделся, - где это мы?
Комната — нет, не комната — пространство — простиралась в бесконечность, но при этом казалась уютной, как старинная библиотека. Стены (если они были) терялись в мягком золотистом свете, исходящем ниоткуда и одновременно отовсюду. В воздухе витал запах старых книг, свежего пергамента и чего-то ещё — чего-то древнего, как сама Вселенная.
В центре стоял массивный дубовый стол, покрытый тонким слоем космической пыли, мерцающей, как звёзды. На нём — бесконечные свитки, глобусы, показывающие не страны, а судьбы, чернильницы, в которых вместо чернил плескались целые галактики.
- Присядем? – третий указал мне на один из стульев. Не успев ничего ответить, я обнаружил себя сидящим за столом напротив него.
- Извини, что вот так врываюсь в твой сон…
- Я сплю?
- Конечно, ты сейчас находишься в одном из мест, где селятся вольные.
- Их много?
- Достаточно. Видишь-ли, когда я создавал междумирье, то предполагал, что с течением времени количество людей увеличится, и Харону будет не под силу справиться со всем потоком душ. Долго находиться в этом пространстве не может никто. Просто развоплощается. Как позже выяснилось, образуется туман. Вот сегодня он пробился в твой сон.
- Почему марево на меня не влияет?
- Точно, ты же не знаешь. Как думаешь, Харон, Ахиллес, Пётр простые люди?
- Не совсем.
- Именно. Когда мы закладывали эти миры, то отдали часть себя для дальнейшего умножения и сбора.
- Это я знаю.
- Молодец, - Третий улыбнулся, но его глаза обдали холодом, - Так вот, изначально было отдано девять частей, по три от каждого. Заселив землю, мы поняли, что урожай нам не собрать. Люди не умирали. Тогда была создана Смерть.
- Людмила…
- Именно. В ней части каждого из братьев. Она никогда не была живой. Первыми, кого она забрала, стали Харон и Пётр. Один взял весло, другой ключи.
- А Ахиллес?
- Он появился много позже. Тюремщик.
- Туман говорил мне про тюремщиков. Так это…
- Да, «черти», «чёрные», «нелегалы»…
- Я знаю, что должен их уничтожить. Но это не объясняет, почему туман влияет меня не так, как на остальных.
- Ты часть изначального. Ахиллес тоже. Иначе работать с нашей энергией нельзя.
- Изначального?
- Да, первые девять семян. Ты одно из них.
- Харон, Пётр… - я задумался, начав считать, - получается пять, вместе с Людмилой. Где остальные?
- В бесконечном круговороте. Они не пожелали войти ни в одну из организаций. Периодически междумирье вылавливает их. Вот так и появляются зоны вольных.
- Там, где я сейчас, обитает двадцать душ.
- Но собраны они вокруг одного.
- Иваныч…
- Именно. Ты должен их перевезти.
- Я уже дал согласие.
- Поверь, будет непросто. Тебе многое предстоит узнать.
- И к этому готов.
- Сейчас Иваныч остался последним. Остальные все за мостом. С его уходом туман начнёт истаивать, выкидывая души из себя. Не так резко, как при смерти «нелегалов», но всё-таки калитка приоткроется. «Чертям» это невыгодно. Они не смогут исполнить свою часть договора.
- При чём здесь Иваныч?
- Он, своего рода, запорный механизм. Убери его и всё, клетка начнёт исчезать.
- Зачем так всё усложнять? Если только…
- Да, я готовил тюрьму для братьев, они готовили её для меня. Им сопутствовал успех, мне нет. Десять частей, собранные в междумирье, послужили бы надежным замком для них, выходцев из верхнего мира. У меня бы получилось уйти на новый план через землю, а весь душевный круговорот был бы завязан на междумирье. Без энергии рано или поздно братья бы развоплотились.
- Слишком много сослагательного наклонения.
- Да. Так и есть.
- Я видел во сне, что при вашей битве мир разрушится. Не хочу этого.
- Поверь, мне тоже не доставит удовольствия вся эта жестокость. Именно поэтому нужно отправить все части на новый круг. Ну кроме Харона и Людмилы. Они на своём месте.
- Тем самым…
- После смерти и появлении этих сущностей здесь, запор будет создан, я уйду на новый план, а вы будете жить поживать и богов охранять.
- Станем тюремщиками.
- Зато мир останется цел. При другом раскладе бойня неизбежна. Не торопись, подумай. Сейчас проснись и увези неприкаянных. Иваныча тоже, новый круг ему не повредит.
- Ты готов ждать?
- Слушай, ну веком больше, веком меньше. Для меня время не играет роли.
- Что делать с «чертями»?
- Уничтожь. Всё в силе. Вот только Ахиллеса оставь напоследок, если хочешь сохранить мир. Тебе пора. Мы ещё обязательно поговорим.
Меня трясли за плечо, я открыл глаза и обнаружил стоявшую надо мной Светлану.
- Просыпайся лежебока, пора начинать.
- А поесть?
- Всё на столе, тебя ждёт.
Я встал, оделся. Ополоснул осунувшееся лицо холодной водой из-под крана. На кухне меня ждала яичница.
- Откуда вы берёте продукты?
- Из холодильника, - улыбнувшись сказала Света.
- А там они как появляются?
- Да бог его знает. Вот только каждое утро он полон.
Больше я ничего не спрашивал. С удовольствием прикончив нехитрый завтрак, попросил Свету отвести меня в гараж.
Около железной коробки меня ждали. Поздоровавшись, Иваныч заговорил:
- С очередью определились. Вот только поторопиться надо. Чувствую, что мало у нас времени.
- Кто поедет первым?
- Антон, - Иваныч указал на стоящего рядом с ним мужчину, - Пойдём транспорт покажу.
Мы прошли до крайнего гаража. Иваныч с придыханием открыл дверь и на свет показалась она. низкая, брутальная, как тень из советского кошмара. "Волга" ГАЗ-24, но не та, что возила партийных чиновников. Эта была особенная.
Кузов — матово-чёрный, будто впитавший в себя всю тьму междумирья. Краска не бликовала, не отражала света, а поглощала его, делая машину чем-то средним между автомобилем и провалом в пустоте. Решётка радиатора — как оскал, фары — два мутных, жёлтых глаза, мерцающих сквозь мглу.
Двери открылись беззвучно, будто их и не было — просто пространство разрешило войти.
Салон пах кожей, нафталином и чем-то ещё — чужим. Как будто здесь уже сидели сотни, тысячи, и каждый оставил частичку себя. Приборная панель — архаичные стрелочные циферблаты, но цифры на них менялись сами по себе, показывая не скорость, а что-то совсем иное. Руль — холодный, как лёд, даже сквозь перчатки.
Ключ уже в замке зажигания. Не став тянуть, я запустил двигатель. Он отозвался ровным звучанием.
- Бак под завязку, не переживай. Будем подливать после каждого рейса.
Я молча кивнул. Антон уже занял место рядом, на пассажирском сиденье. И началась работа. Проснулся молчавший до этого момента коммуникатор, открывший навигатор и построивший маршрут по дороге Отсюда. По моим ощущениям перевозка не заняла много времени. Уже через час мы были на месте. Пассажир молчал всю дорогу, да и мне говорить не хотелось.
Когда мост выплыл из тумана, глаза Антона наполнились надеждой. Я вышел вместе с ним и подвел его к началу перехода. Он ступил на потрескавшиеся камни и тут же исчез во вспышке света. Вздохнув с облегчением, направился обратно. У нас всё получилось.
Встречали меня настороженно, но, увидев, что Антона рядом нет, запрыгали от радости и начали обнимать друг друга. А дальше начался конвейер. Иваныч раз за разом наполнял опустевший бак. Лица перевозимых менялись, а сил оставалось всё меньше. Наконец, остались последние двое.
- Езжай, Светик, - со слезами на глазах сказал Иваныч.
Девушка подошла к нему и крепко обняла.
- Спасибо, - прошептала она одними губами.