После гимназии дед отправился в Варшаву поступать в тамошний Политехнический институт, но затем передумал и в 1901 году поступил на физико-математический факультет Новороссийского Университета в Одессе. В 1901 и1905 годах принимал участие в студенческих сходках.
В августе 1905 года дед обратился с прошением на имя ректора о переводе в Санкт-Петербургский Университет. Прошение мотивировалось семейными обстоятельствами (его две сестры обучались в Петербурге на курсах Лесгафта и жить там одни не могли). Разрешение было получено и дед продолжил образование на естественном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского Университета, который он и закончил в 1907 году.
Еще в Мариуполе дед познакомился с моей бабушкой, Софьей Михайловной (очень красивой!), которая происходила из скромной, многодетной, еврейской семьи, и женился на ней.
По-видимому, семья деда считала его брак мезальянсом. Во всяком случае я никогда бабушки у родных деда не видел. Как я полагаю, немалую роль в этом отношении к бабушке играло не столько её скромное происхождение, сколько то, что она была еврейкой, хотя, конечно, для своего замужества ей надо было креститься.
Мама, Зинаида, родилась в Одессе, когда дед был студентом, 5 марта 1903 года, а в 1907 году родилась моя тетя, Оксана, умершая от туберкулеза в Саратове в 1929 году.
Где жил дед с семьей после отъезда из СПБ (после окончания Университета), я не знаю. Однако, судя по сохранившемуся маминому альбому (чисто гимназическому, с наивными стихами — посвящениями и рисунками), в 1915 году семья жила в Москве, куда перебрались все его сестры, уже замужние. У деда был доходный дом, уцелевший до сих пор (Неопалимовский пр.,10). Здесь же он стал одним из основателей Автомобильного клуба (или курсов?) и начал строить кислородный завод. Из Москвы же добровольцем он вместе с собственной машиной попал на Двинский фронт, где занимался ремонтом автомобилей (возглавлял мастерскую).
Очевидно, уже после Февральской революции, семья оказалась под Таганрогом, на принадлежавшем деду хуторе (разъезд Закадычный под Матвеевым курганом). Мама продолжала учиться и там. Её обучением руководила Е. С. Ордынская, с которой у нас сохранялись отношения до её смерти в конце 70-х годов. Была ли в том заслуга Е. С. Ордынской, не знаю, но мама говорила по-немецки и по-французски, неплохо играла на фортепьяно и рисовала. Затем, судя по маминым рассказам, им пришлось много ездить по Украине, что было сопряжено с большой опасностью (бандитизм, Махно) и какое-то она жила в Екатеринославле. Основной причиной этих странствований были попытки уйти от "красных", послужившие потом, при первом аресте (см. ниже), поводом для обвинения деда в сотрудничестве с украинскими националистами. Однако гимназию мама кончила в Москве в начале 20-х годов, а в 1923 году она вышла замуж за моего отца, Домарадского Валериана Владимировича, который был на 15 лет старше мамы. Этот брак также был встречен без восторга.
Я появился на свет в декабре 1925 года. Тогда мои родители жили на частной квартире в Староконюшенном переулке, недалеко от дома в Кривоарбатском переулке, принадлежавшем сестре деда. В раннем детстве я перенес полиомиелит и полгода пролежал в гипсе. Последствия его остались на всю жизнь.
О моем отце я знаю очень мало. Родился он в 1888 году в Царстве Польском, в Кельцах. Каково его происхождение, кем были его родители, осталось для меня тайной. Больше того, как звали моего деда и бабушку я узнал из справки КГБ (на справки КГБ мне придется ссылаться еще не один раз!). В последующем папина семья оказалась в Сувалках, что на границе с теперешней Литвой, где папа окончил гимназию, а перед самым началом Первой мировой войны папа был уже в Петрограде, учился на Высших коммерческих курсах и закончил их в 1914 году. Война оборвала его связь с родителями, о судьбе которых он так ничего и не узнал.
Возвращаясь к вопросу о том, кем был мой дед, Владимир Федорович, могу лишь процитировать справку КГБ. В ней говорится, что "Владимир Федорович работал кассиром банка, затем был "гласным" судьей" (где, не указано). С другой стороны, у Д. Мордовцева в "Лжедимитрии" несколько раз упоминается "пан Домарацкий", шляхтич сандомирского воеводы Юрия Мнишека. Кстати, книги Мордовцева были у нас дома, откуда мальчишкой я об этом впервые и узнал. Возможно, что после Октябрьской Революции отец, боясь репрессий, русифицировал фамилию (подтверждением этого является справка трибунала, выписку из которой я привожу ниже). Я знаю также, что в 1921–1922 годах папа несколько раз посещал миссию Литвы в Москве (Сувалки после передела границ вошли в состав Литвы), пытаясь получить "право выезда туда для розыска родственников, однако ему было отказано, так как он являлся сыном русского чиновника".