Между тем, как мать, сидя рядом с отцом, по традиции понукала им, Каретников отвлекся, на удобном заднем диване глазел в окна. Он уже и не помнил города именно таким.
Через железнодорожный переезд дорога втянулась в частный сектор, по обеим сторонам заборами вставший за чертой тротуаров. Солнечный вечер после дождя пах влагой и еще чем-то особо знакомым. Зеленые листья ранней почти осени делали пейзаж неповторимо привлекательным. Но Каретников знал, что это внешняя сторона сложившейся картинки. По эту сторону, рядом с городской чертой денно и нощно пыхтит сажевый завод, и из его труб на жилые кварталы ветер частенько приносит облако сажи, оседающей буквально на все живое и неодушевленное. Лично он это осознал прошедшим летом. На своей шкуре прочувствовал. Захотелось дураку в жаркую ночь поспать в подсолнухах огорода. Бабуля, добрая душа, такую блажь разрешила любимому внуку, застелила раскладушку чистым бельем. Ну и… Н-да! Как же теперь жить-то? И самое интересное, зачем его опять в прежнюю жизнь выкинули?
Машина завернула в уличную «шхеру». На память пришло название. Улица Сажевая. Название не в бровь, а в глаз!.. Посчитал еще раз, дабы не обмануться. Это ему сейчас семнадцать с «копейками» лет. Весной очередной год разменял. Десятый класс. Ё-ё-о! Это что? В школу ходить придется? Же-есть! Как там его классного руководителя зовут? Мария Ароновна… Нет. Эта русский до восьмого класса вела. А сейчас физичка. Валентина… Отчество выветрилось. Вернее, мог ошибиться.
Отец завернул в до боли знакомый переулок. Вся вереница машин повернула за ним. У первого дома, их дома, машины выстроились как на строевом смотре. Богатый клан у Каретниковых, все семейства с машинами, и живут зажиточно, только все родичи по материнской линии… Захлопали двери, послышался говор и смех. Приехали.
У ворот дед с бабушкой. По виду, будто приготовились хлебом-солью гостей встречать. Дед сухощавый, жилистый, битый жизнью мужчина. Соседи и приходящий к нему проблемный люд за глаза кличут его ведьмаком или знахарем. Идиоты! Самый лучший дед на свете. Ему сейчас, дай бог памяти, где-то под семьдесят пять лет, а может и больше. Казачьего корня человек. Когда станицу сожгли, пацаном у Буденного воевал. Каретников знал трагедию дедовой семьи. Его отец с двумя старшими сыновьями за белых «встали». Как говорится, за царя и отечество, костьми легли. А дед с еще одним братом к красным подались. Разошлись пути-дорожки, не собрать вместе разбитой вазы. Два осколка так и остались в родном государстве, даже своих деда с бабкой разыскали…
Ай, ладно! Бабунюшка! Маленькая, полноватая старушка с зеленым цветом глаз, гораздо моложе своего супруга, ухоженная, с повязанной косынкой на голове, ласково смотрела на Михаила.
Пока народ тусовался перед воротами, подошел к бабане, обнял, нежно прижал к груди.
– Бабуленька! Как же я соскучился по тебе!
Ответила:
– Ты что, Мишаня? Утром виделись. Или случилось что?
Мать из-за спины Каретникова прояснила ситуацию:
– Случилось, мама! На машине перевернулись. Чуть не убил нас Витька!
– Заходите во двор. Чего здесь топтаться? – не поведя бровью, предложил дед. – Прокопич, давай команду, а то они до ночи здесь лаяться станут.
– Заходим! – напрягая голосовые связки, приказал дядя Ваня…
Сколько себя помнил, родной дом был хлебосольным для всех. Застолье расположили в увитой виноградной лозой огромной беседке, рядом с летней кухней. Стол ломился от бабкиной стряпни, домашних овощей и фруктов. Дед, «приняв на грудь» граненую стопку самогона, другого спиртного он не употреблял, ладонью похлопал по плечу стоявшего у длинной лавки Михаила, мотнув головой, сказал на ухо:
– Идем, пошепчемся.
Расположившись на лавке у самой калитки внутри двора, своем любимом месте препровождения, хитро подмигнув, спросил:
– Ну, как добрался, Мишаня?
Вопрос деда «как он добрался» поставил в ступор, что заставило собеседника рассмеяться. Заливистый смех Константина Платоновича привлек бабушку Наташу, та практически сразу материализовалась рядом с мужем и внуком.
– Вы чего тут уединились от всех?
Дотянувшись, потрепала рукой волосы на голове Каретникова. Вообще, его дед с бабкой странная парочка. Михаил ни разу в жизни не слышал, чтоб дед повысил голос на свою жену, но у выхода из дома, на гвозде, нарушающем интерьер, висит нагайка, настоящая казачья плетка, и бабка прекрасно знает, что повешена она именно для нее. Мол, ежели жена провинится, то пощады так просто не будет. Вот так! Самое интересное, что такой выверт дедового отношения к супруге воспринимается домашними вполне адекватно. Привыкли. Даже не замечают.