Внизу послышались громкие голоса, и Оливия выглянула за дверь.
-Ты сильно устала? А долго ехала?
-А как похорошела, плутовка! – услышав веселый голос Томаса и чей-то незнакомый смех, девушка заинтересовалась, с кем это он говорит.
Спустившись на несколько ступенек вниз, Оливия нагнулась и увидела девушку джинсовом сарафане. У неё была белая кожа, сильно контрастирующая с тёмно-каштановыми волосами, почти выкрикивающая: «Я – иностранка, я – аристократка!». И тут девушка обернулась и посмотрела прямо на Оливию.
-Бабуль? – не сводя глаз с неё, она спросила у Марты, -Это кто?
-Это наша гостья, - ласково отозвалась женщина. -Милая, спускайся. Познакомься с нашей дорогой внучкой.
Медленно спустившись, Оливия встала напротив брюнетки и попыталась улыбнуться.
-Привет, - произнесла девушка звучным голосом, -Рада познакомиться, я – Алекс.
Оливия смотрела на неё и не могла понять свои чувства. Она ей нравилась. Вот так вот сразу, как никто из людей сразу никогда не нравился. Девушка явно была не из этих мест, она и вовсе была не англичанка. Сильный акцент говорил о том, что она - француженка, а уточнение о полном имени только подтвердило это. Александрина Бонье. Как красиво сочеталось её полное имя с чарующей внешностью. Но было в этой девушке и что-то настораживающее. Голубые глаза, белоснежная кожа, тёмные густые волосы, но взгляд совсем не ангельский: в голубых глазах танцевали бесенята, а хитрая улыбка была больше похожа на усмешку. И хотя тоже самое можно было сказать порой и про саму Оливию, девушки всё же кардинально отличались характерами.
-Рафаэль? Вместе с женой отправились покорять Гималаи, представляете! – рассказывала Алекса за завтраком последние новости из своей семьи. – А Николас, как прилежный студент, остался в Париже, чтобы готовиться к предстоящим экзаменам. Мама с папой работают, всё по-старому. У мамы сейчас проект в разработке по созданию новой линейки парфюмов, а у папы, как всегда, завал на работе. А что нового у вас?
Говорила девушка очень быстро и, конечно же, по-английски, но из-за акцента, Оливия смогла уловить только эту часть её монолога. Томас и Марта, вероятно, привыкли к произношению своей внучки, а потому слушали её с большим интересом. Сегодня за завтраком, Томас даже не стал открывать газету, а Марта испекла в три раза больше блинчиков, чем обычно.
На какое-то мгновение, Оливия расслабилась и даже активно принимала участие в беседе за столом, но, увы, длилось это недолго. В какой-то момент, девушку окутала такая тоска, что горло сжалось и на глазах проступили слезы. Быстро доев, Оливия вскочила из-за стола и включила в раковине воду.
-Оливия, милая, присядь. Я потом сама всё уберу, - сказала Марта, но девушка упорно терла тарелку губкой. Рыдать на глазах у чужих людей было бы совсем неуместно, а потому, домыв тарелку, девушка плеснула себе в лицо холодной водой. Как запретить себе думать о родителях? Как же не думать о том, как хорошо жить со своей семьей, любить и быть любимой? Это такая пытка – смотреть и запрещать себе завидовать. И хочется сразу стать маленькой, посмотреть на небо и крикнуть: «Я тоже так хочу! Слышишь?».
***
-Что читаешь, милый?
Джефферсон обернулся и слегка улыбнувшись ответил, что ничего особенного он не читает. Но Джулию, его невесту, такой ответ явно не удовлетворил.
-Джеф?
-Да? – поворачиваться снова парень не стал.
Девушка подошла к столу, за которым сидел Джефферсон, и села на него, поставив перед своим парнем тарелку с печеньем.
-Хватит меня игнорировать.
Резкий тон Джулии заставил-таки парня повернуться, и, тяжело вздохнув, он откинулся на спинку стула.
-Что за письмо?
-От отца, - уставшим голосом ответил парень и потер глаза большим и указательным пальцами. Взгляд Джулии вновь упал на письмо, и она протянула к нему руку.
-Можно?
-Да. Тем более, что я ничего не могу в нём понять.