Девушка приоткрыла глаза и что-то неразборчиво промямлила.
-Отлично! – так же шепотом, но очень радостно ответила Александрина и залезла к девушке в постель. -После твоих историй мне теперь совсем не спится.
Оливия зевнула и села рядом с брюнеткой.
-Лучше бы ничего не рассказывала, - с улыбкой проворчала она и зевнула. -Тогда бы ты дала мне хоть немного поспать.
-Ты ведь о чём-то умолчала, да? – глаза у Алексы горели от любопытства.
-Ну, что тебе еще рассказать?
-Расскажи мне про этого парня!
-Про какого именно?
-Про того, которого нужно было убить.
Оливия вздохнула и потерла глаза.
-Ну… он славный.
-Это я уже поняла, - отмахнулась Александрина. -Он тебе понравился?
-Алекс, это может подождать до утра? Я правда очень хочу спать, прости.
Девушка надула губки.
-Я, итак, рассказала слишком много, а вот спала в последнее время очень мало.
-Ладно, - цокнув языком, сказала Алекса. -Отдыхай. Но завтра утром мы пойдем на пляж.
Оливия застонала и повалилась на подушку.
-Это обязательно?
-Да! Тебе жизненно необходимо развеяться. Хочешь, сходим по магазинам?
Закрыв лицо рукой, Оливия прошептала:
-Завтра делай со мной, что хочешь. А сейчас дай мне поспать!
Весело хихикнув, Александрина поднялась с кровати и у выхода обернулась.
-Я рада, что дедушка тебя сюда привез.
-А я рада, что ты приехала погостить.
-Спокойной ночи, Олив.
-Спокойной ночи, Алекс.
***
Думая, что душ поможет привести мысли и чувства в порядок, Лауренц сильно заблуждался. Никогда еще прежде он не чувствовал себя более запутанным, чем сейчас.
Забравшись под одеяло, Лари достал из-под подушки синий блокнот и стал писать, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту. Поделиться всем этим с бумагой было почему-то проще, чем с кем-то из людей, тем более, что у них самих проблем было не меньше.
Ручка скользила по бумаге, выводя строчку за строчкой, а затем чернила размазались, и вопросительный знак в конце предложения превратился в небольшую кляксу. Резко захлопнув блокнот, Лари замахнулся им и бросил в стену напротив. Поставив ноги на пол, парень закрыл лицо в ладонях и глухо застонал от бессилия и усталости, разом накатившие на парня огромной волной.
Всего за неделю жизнь парня перевернулась с ног на голову. Сердце разрывалось на части, душа болела, а в голове звучали одни и те же слова из прошлого: «…я делал лишь свою работу и не виноват, что она пришлась вам не по душе…». Что такого сделал отец? Кому он помешал? Генри? Причем здесь ключ? Что искали эти люди и почему убили его, не получив нужной информации? Были ли эти люди как-то связаны с дядей? Начав расследование, Лари и не предполагал, что вопросов станет еще больше, а на первые – ответы так и не найдутся.
Мысли об отце и Генри переметнулись к Оливии. Где она сейчас? Куда она пропала? Обращение в полицию сделало бы ей только хуже, а звонить по больницам и моргам не было смысла. Кто он такой? Кто он для неё? И почему, черт возьми, он до сих пор о ней думает и волнуется?
Встав с кровати, Лауренц запустил пальцы в волосы и взъерошил их на затылке. Невыносимо. Невыносимо держать в себе столько всего! Подняв с пола блокнот, парень принялся расхаживать по комнате в одних боксерах, похлопывая дневником по второй ладони.
Мысли о Саре тут же вызвали у парня улыбку, и тонкая корка льда, покрывшая сердце от тревоги за Оливию, начала таять. Удивительная девушка, находящаяся каждый день под боком, вдруг стала кем-то очень важным для Лауренца, и скрывать это от самого себя больше не имело смысла. Прежде он и думать не хотел о том, чтобы обратиться к ней за чем-то кроме кофе, а теперь - так отчаянно хотел с ней общаться, стать ей настоящим другом и ждал того же от неё.
И как же сильно он ошибался насчет Джулии! Отчего-то девушка казалась ему глупой куклой с длинными ногами, но теперь он видел в ней то, что, наверняка, его брат заметил уже очень давно. Верность. Готовность прийти на помощь. Решительность. Он никогда особо с ней не разговаривал, считая, что девушка-фотограф может говорить только о глянцевых журналах и модных бутиках, и не желал выяснять, что же такого в ней нашел Джефферсон, что надумал сделать предложение. Теперь он понимал. Твердость, какой иногда не хватало Джефу, с лихвой была в запасе у Джулии. Для неё, вспыльчивой и резкой, спокойный и надёжный Джефферсон был лучшей опорой. Они нашли друг друга, как и родители когда-то давным-давно. Только любовь отца, как выяснилось из дневника, была с первого взгляда. Любовь же его брата была растущей с каждым днём, похожей на свечу, с каждой секундой разгорающейся всё больше.