В Серпухове наше трио разделилось: у Николая Федоровича Ватутина была путевка на одну фабрику, а у меня с К. Ф. Скоробогаткиным - на другую. Рабочие встретили нас очень радушно. После собрания пригласили посмотреть их художественную самодеятельность. И хотя мы боялись опоздать на последний вечерний поезд в Москву, отказаться от приглашения не смогли. А когда нам сообщили, что Ватутин тоже задерживается, твердо решили заночевать в Серпухове.
Однако у Ватутина были какие-то срочные дела в Москве, и он заявил, что должен уехать ночью на машине, предложенной ему секретарем Серпуховского райкома партии.
- Через полчаса выезжаю. Если хотите, можете присоединиться. Места хватит, - соблазнял нас Николай Федорович.
И мы согласились, хотя очень скоро пожалели об этом. Никогда в жизни я не мерз так, как в ту ночь. А Ватутин в своем тулупе только посмеивался.
Широко был развит в новой академии и спорт, хотя программой он не предусматривался. Наши волейболисты почти ежедневно проводили дружеские встречи или соревнования. Большой популярностью пользовалась верховая езда. В зимнее время многие из слушателей посещали каток, а два - три раза в неделю все выходили на Москву-реку и становились на лыжи.
В 1937 году весной наши спортсмены сделали попытку включиться в соревнования спортивных команд Фрунзенского района столицы. Особые надежды возлагались на волейбольную команду, лучшими игроками в которой считались М. И. Казаков, К. Д. Голубев, А. В. Сухомлин, А. Н. Боголюбов, Ф. П. Озеров и я три будущих командарма и три начальника штаба фронта.
Начались усиленные тренировки. Капитан команды Михаил Ильич Казаков, в прошлом кавалерист и отличный спортсмен, переживал каждый наш промах. Особенно много внимания уделял он Константину Дмитриевичу Голубеву, который иногда пропускал тренировки и, как нам казалось, недостаточно серьезно относился к предстоящим соревнованиям. Удручало Казакова и то, что Голубев (уже несколько полноватый) не подпрыгивал для удара по мячу, когда стоял у сетки, а бил "из положения стоя", в результате чего мяч чаше всего оказывался в сетке, а не на площадке противника.
- Константин, может, ты отдохнешь? Посидишь, посмотришь, как другие играют, поучишься, - умолял Казаков.
- Не беспокойся, это случайно, - уверял после каждого неудачного удара Голубев и направлял очередной мяч опять в сетку или в сторону.
Но вот наступил день соревнований. По жребию мы должны были играть с командой школы-десятилетки, находившейся недалеко от академии. И встреча эта оказалась для нас роковой. Старшеклассники нанесли нам жестокое поражение и лишили права на дальнейшее участие в соревнованиях...
Раз в неделю по вечерам слушатели и преподаватели со своими женами под руководством опытных мастеров обучались танцам. Этому новшеству предшествовало такое событие. Группе высшего командного состава нашей армии незадолго до открытия Академии Генерального штаба довелось быть с официальным визитом в одном из сопредельных государств. Состоялся прием, в конце которого начались танцы. И из всех наших военных умением танцевать блеснул там только Семен Михайлович Буденный. После этого визита и было решено ввести в нашей академии "в виде опыта" обучение слушателей танцам.
Руководство академии заботилось о том, чтобы мы всегда и во всем были примером и образцом. Вероятно, этим следует объяснить две попытки поставить нас во главе колонны военных академий, открывавшей парад войск Московского гарнизона. Но впоследствии от этого пришлось отказаться. Ни наш опыт командования частями и подразделениями, ни солидный багаж в области военной теории, ни даже самая красивая в армии одежда не позволили нам выдержать на параде соревнование с более молодыми слушателями других военных академий. К тому же подготовка к параду отнимала очень много времени, а у нас его и без того не хватало. В результате высокая честь возглавлять столичные парады по-прежнему осталась за Военной академией имени М. В. Фрунзе.
В течение зимы 1936/37 года слушатели первого набора всесторонне изучали армейскую и фронтовою операции в рамках новой теории военного искусства, и с наступлением весны мы занялись в основном оперативными играми на картах. Каждый выступал то в роли командующего фронтом (армией), то в роли начальника штаба фронта (армии) или его заместителя. В ходе этих игр мы практически сдавали экзамены по теории оперативного искусства и раскрывали свои способности.
На одной из таких игр мне довелось выступать в качестве начальника штаба армии, которой командовал Матвей Васильевич Захаров Его по праву относили у нас к числу наиболее опытных штабных офицеров. К тому же М. В. Захаров еще в 1931 - 1932 годах вместе с Говоровым и Антоновым успешно закончил оперативный факультет Академии имени Фрунзе. Его подготовка в области оперативного искусства была, несомненно, выше, чем у других слушателей. В силу этого Матвей Васильевич имел даже освобождение от целого ряда занятий, обязательных для нас, и работал главным образом при оперативно-стратегической кафедре. Однако я хорошо помню, что во время игры он волновался не меньше других, а по окончании ее мы с ним радовались высокой оценке, как школьники после сдачи трудного экзамена.
В начале лета 1937 года слушатели академии проходили стажировку в Военно-морских силах. Половина курса была направлена на Балтийский, половина на Черноморский флоты. Я попал в Севастополь. Разместили нас во флотских казармах на Корабельной стороне. Мы изучали линейный корабль, крейсер, миноносец, подводные лодки, торпедные катера, выходили на них в море. Каждый такой выход имел учебную задачу. Мы накапливали знания о возможностях военно-морского флота в совместных оборонительных и наступательных операциях с наземными войсками.
Успех нашей поездки на Черноморский флот мог бы быть большим, если бы вскоре по прибытии в Севастополь многие из нас не заболели свирепствовавшей там в то время так называемой "москитной лихорадкой". Болезнь сопровождалась высокой температурой и на много дней выводила человека из строя. Возбудителем этой болезни был особый комар, и, чтобы предохранить себя от его укусов, в комнатах жгли специальные свечи. Но и это не спасало.
В Севастополе мы, кажется, впервые почувствовали, что наша академическая форма одежды далека от совершенства. Прежде всего в ней было очень жарко. А кроме того, она была чрезмерно кричащей. Где бы мы ни появлялись, за нами устремлялась толпа мальчишек, громко споривших между собой и пытавшихся угадать, к каким войскам мы принадлежим.
- Это казачьи начальники, - уверял один. - Они приехали в Крым на маневры и будут перевозить конницу на кораблях.
- Много ты понимаешь, - возражал другой. - Если бы это были казаки, у них имелись бы шашки и шпоры.
Допытывались, к какому роду войск мы принадлежим, и многие из взрослых...
Как завидовали мы морякам, одетым в легкую, удобную и не такую уж броскую одежду.
В конце лета академия выезжала на Украину. Там проводились заключительные оперативные игры на местности с применением средств связи. Из слушателей формировались в сокращенном составе фронтовые и армейские управления, которые размещались на некотором удалении одно от другого и общались между собой только с помощью технических средств связи. Здесь же, на Украине, мы приняли участие и в совместных учениях наземных войск с авиацией.
Оперативными играми на местности и участием в войсковых учениях завершался первый курс нашего обучения в академии. Новая академия с таким глубоким и широким диапазоном учебной программы стала поистине замечательной кузницей высшего командного состава. Но, к великому сожалению, очень многим из нас, слушателям первого набора, не удалось закончить ее.
В 1937 году широкое распространение получил ошибочный тезис И. В. Сталина, будто по мере продвижения Советского государства вперед по пути строительства социализма классовая борьба в стране должна обостряться. Этот тезис был использован втершимися в доверие к Сталину врагами партии Многие крупные деятели Вооруженных Сил были оклеветаны и подверглись репрессиям. В связи с этим на должности начальников штабов военных округов и начальников оперативных отделов, а в ряде случаев и на весьма ответственные должности в Генеральном штабе пришлось поставить слушателей Академии Генерального штаба.