Эта детская спайка, доверие друг к другу, чувство чести и собственного достоинства составляли важную часть морального климата тогдашней школы, и не только нашей. С пятого-шестого класса в нашей среде уже зарождались детские романы школьного свойства, выражавшиеся в дерганье за волосы, в так называемой «возне» — перепалках, толкучках в классе во время перемен, но не более. Никаких пошлых ухаживаний и разговоров мы не знали, во всяком случае в нашем присутствии их не было.
В шестом классе наша четверка вела долгую «таинственную игру» с мальчишками класса. Мы писали им письма, подписанные нашей монограммой, которой они тогда не знали, изображая наличие в классе какого-то союза, состав которого они пытались разгадать. Все это казалось страшно интересным, увлекательным и заполняло однообразие скучных школьных уроков. Были и другие удовольствия. Наша школа располагалась в Хлебном переулке (д.2), выходившим на Поварскую (ул. Воровского), в то время соединенную с Арбатской площадью. Почти на углу с нашим переулком находилась булочная-пекарня, из которой всегда шел опьяняющий запах свежеиспеченного хлеба. Самыми вкусными были тогда маленькие французские булочки (теперь они называются «городскими») с поджаренной, хрустящей корочкой и ароматной мякотью. На большой, двадцатиминутной перемене, мы взапуски бегали в эту пекарню за булочками и на обратном пути с наслаждением их съедали, что составляло наш основной завтрак (буфета, тем более горячих завтраков в школе не было). Эти побеги в булочную тоже остались одним из самых радостных воспоминаний моей школьной жизни.
Свободное от школы время наша «четверка» тоже часто проводила вместе. Сообща учили уроки, повторяя задания друг другу, решали задачки, в промежутках болтая о всякой всячине. Эти встречи проходили весело и интересно. Собирались мы чаще всего у меня, так как мама была на работе, а комната — большая. Особенно притягивало нас большое, мягкое, старое кресло. Мы нашли способ размещаться в нем вчетвером. Одна из нас садилась в кресло, другая ложилась поперек ее колен, а две остальные садились на толстую спинку и одну из боковых стенок. Сколько часов мы провели в этом кресле теперь не пересчитать. И нам всегда было хорошо. Между нами не бывало ссор. Наши детские сердца, при всем различии наших характеров и жизненных условий, бились в унисон. Каждый не сомневался в верности друга и был открыт ему навстречу. Эта открытость, вера в верность и дружбу, готовность помочь друг другу в беде составляла в течение четырех лет одно из главных очарований моей жизни, за что я благодарна судьбе.
Глава 7. Как мы учились
Школа двадцатых годов в СССР бурлила и кипела, как и все вокруг. Отвергались старые методы преподавания, вводились новые, часто непродуманные или не соответствующие тогдашним скромным условиям и колоссальным задачам народного образования. Уходили старые учителя и приходили новые, возникали и вновь исчезали новые и старые предметы. В нашей школе все это тоже было, но в некоторой степени умерялось осторожностью наших директоров. В эти годы на ниве просвещения бурно развивался так называемый Дальтон-план, усиленно внедрявшийся сверху. Кто такой был этот Дальтон и в чем заключался в первоначальном варианте его «план» обучения, ни я, ни мои товарищи точно не знали. В известной сатирической повести Огнева «Дневник Кости Рябцева», популярной в двадцатых — начале тридцатых годов, приводилось двустишие, якобы распространенное в то время среди учеников:
Из чего можно было заключить, что это был англичанин (или, в крайнем случае, американец). Суть его педагогических идей в известном нам (и, видимо, нашим учителям) воплощении заключалась в том, что дети должны заниматься не индивидуально, а бригадами. Получив у преподавателя тему, после краткого вводного урока бригады должны были ее разрабатывать, используя своего рода «разделение труда», составить общий отчет и бригадой же сдать зачет. Опрос проводился коллективно, а так как бригады составлялись из учеников разных способностей и возможностей, то это давало легкий шанс лодырям и невеждам получать свои зачеты под общей шапкой бригады, где главную работу делали сильные ученики. Думаю, в теории «лорд» Дальтон преследовал благую цель: взаимопомощь и взаимообучение внутри бригады, но на практике часто получалось обратное. Бригадный метод обучения был успешен и полезен лишь при хорошем, внимательном к каждому ученику учителе, который знал каждого из них, а в бригаде царили дружеские отношения.