Я часто ходила домой по Кировской до Спиридоновки пешком. Это отнимало около часу. По дороге, на Кузнецком мосту, я заходила в нотный магазин, где работала Фаня, чтобы поболтать с ней. Фане все мои переживания казались дурью. Если он нравится тебе, позвони ему, найди его, и все будет в порядке. Но я, конечно, не могла себе этого позволить.
Однажды, идя домой, на углу Петровки и Кузнецкого, я вдруг столкнулась с Володей — он работал там в редакции журнала «Молодой большевик». Неожиданная встреча оказалась теплой и нежной. Он зазвал меня к себе в редакцию, познакомил со своими товарищами, рассказал о своей работе, которой был увлечен, расспрашивал обо мне. Мы договорились снова встретиться, условились, что он позвонит мне. Однако он не позвонил, и я снова пережила несколько тягостных дней, но почему-то после этого мне стало легче. И когда уже осенью встретила его на том же месте еще раз, то оставалась грустно-спокойной и написала прощальное стихотворение, печальное, но светлое, без злобы и обиды. Так закончился мой первый, почти детский роман.
Окончательно излечила меня от моих печалей поездка в Ленинград в начале декабря 1932 года. После отъезда из него в 1918 году я никогда не бывала в городе, где родилась и провела первые несколько лет своей жизни. Нашлись знакомые, которые приютили меня там на две недели, и я провела четырнадцать счастливых дней, бродя одна, невзирая на плохую погоду, по улицам и площадям одного из самых красивых городов мира, как я могла потом убедиться в своих путешествиях по другим странам.
Помимо удивительной прелести архитектурного ансамбля, в этом городе чувствовалась душа Пушкина, декабристов, Гоголя, Достоевского и, конечно, самого Петра — «Медного всадника», его создателя и властелина. С этой влюбленности в Ленинград, в его историю, началось мое никогда не проходившее увлечение Пушкиным и декабристами. Я читала о них, изучала их портреты, рассказывала себе по своему обычаю целые романы на эти темы, а некоторые из них записывала в свой заветный альбом. Тут было не просто увлечение, а щемящая любовь к людям, которых я ощущала близкими и родными себе, восхищалась ими и сострадала им, переживая все это как живое чувство.
Я вернулась домой просветленная и успокоенная. Однако работа в комвузе, бесперспективная и малооплачиваемая, по-прежнему казалась мне скучной и тоскливой. Жить нам с мамой было туго, чувствовалось, что служить ей становилось все тяжелее. К трудностям ежедневной восьмичасовой статистической работы с цифрами прибавлялись нервные перегрузки, связанные с так называемыми периодическими «чистками аппарата от чужеродных элементов» — эти чистки еще были обычны. Маме постоянно приходилось объяснять комиссиям свои «поступки» в прошлом, свои отношения с папой, сообщать о том, что он в тюрьме. И хотя обычно все кончалось благополучно, каждая такая чистка стоила маме сил и здоровья. Страх за нее, постоянные мысли о том, как мы будем жить, если она совсем разболеется, отсутствие у меня профессии, страстное желание учиться без особых надежд на его осуществление — все это угнетало меня. Я решила искать новую работу. Помог в этом мой дядя Яша Яхнин, муж тети Жени. В то время он работал в области организации производства, очень важной, как потом оказалось, необходимой для налаживания промышленности и сельского хозяйства, но быстро угасшей. В дни моей юности, однако, эта сфера процветала. Используя свои связи, Яша устроил меня в странное учреждение под названием Союзоргучет при ЦУНХУ СССР, занимавшееся главным образом новыми методами организации бухгалтерского и статистического учета. Там работало много народа, главным образом опытные бухгалтера, т. е. люди довольно скучные. Все они были по-большей части не очень молодые, солидные и, как мне тогда казалось, очень важные. Мое появление в этом типичном советском учреждении, чем-то напоминавшем описанные в произведениях Зощенко, Ильфа и Петрова, было встречено с любопытством и настороженностью. Ведь я не только не была бухгалтером, но вообще представляла собой совсем неопытную девчонку. Однако вскоре и здесь ко мне все стали хорошо и ласково относиться. Так я впервые вошла в коллектив обычного советского учреждения с администрацией, партячейкой, профкомом, комсомольским бюро и, так называемым, «треугольником» (руководство, партбюро, профком), со всеми заботами мелкого чиновного люда.