В тот же вечер я была действительно счастлива.
«Довольно! — оборвала я себя. — Все кончилось. Зачем ворошить давным-давно погасший костерок?»
А сон не шел, и цепь воспоминаний потянулась дальше. Мы стали встречаться после школы. На улицах буйствовала весна. Нежная, с желтинкой листва покрыла деревья. Распустилась сирень. Герман без смущения заходил ко мне домой, и мы шли в парк, в кино или просто бродили по тихим вечерним переулкам нашего одноэтажного района. Меня влекли знания, самостоятельность, желание приносить людям пользу. Он же мечтал о доме на земле, о щедро плодоносящем приусадебном участке, о машине. Согласно этой своей программе в институт он не стремился, говорил: «Инженерам сейчас, хе-хе, платят скромненько». Его привлекала профессия наладчика торгового оборудования, например, холодильных установок, он и профессионально-техническое училище присмотрел по этому профилю. Я спорила с ним, но он охлаждал меня своим практицизмом. Я почему-то сразу преувеличила свои силы и возможности. Воспрянула духом, возомнила, что мое влияние на Геру неограниченно. Я видела себя рядом с ним сегодня и всегда, и это даже отодвигало на второй план навязчивую мечту похорошеть. То, что мы по-разному видели наше будущее, какое-то время не препятствовало дружбе. Вначале у нас не было тайн, но моя ежевечерняя критика его планов сделала Геру сдержанным. Я подтрунивала над ним, он же горячо защищал свои планы. Мы оставались каждый при своем мнении, и дружба наша от этого не страдала. Девчата подшучивали надо мной и предрекали близкое замужество…
А апреле Герман поцеловал меня. А в мае, еще до выпускных экзаменов, меня постигло жестокое разочарование. В воскресенье мы, веселая компания одноклассников, отправились на Чирчик. Мы набрели на уютное место с песчаным пляжем, с ивами на обрывистом берегу. Разделись, и что-то покоробило Германа. Сердце мое вздрогнуло: он стал оказывать внимание другим девчатам. Все купались у берега, вода была желта, холодна и быстра. Шел паводок, поток нес много сора. «Ну, хорошо же!» — подумала я тогда и бросила клич:
— На ту сторону! За мной!
— Сумасшедшая! — крикнули мне.
Но я уже плыла. Вода обжигала тело. Вблизи того берега коленки застучали по булыжнику, устилавшему дно. Я встала на ноги, поток разбился о меня, обтекая. Я едва держалась на ногах, но победно вскинула вверх руки. Мне кричали — я видела только разеваемые рты, слова терялись в грохоте реки. Я снова кинулась в быстрину, в холод и мрак потока, который вчера еще был снегом близ далеких вершин. Я плыла, сопротивляясь изо всех сил стремительному и мощному течению. Когда я ступила на свой берег, меня качало, я оглохла. Одноклассники окружили меня.
— Ну, кто бы полез тебя спасать? — услышала я голос Германа.
— Ты! — выдохнула я и как-то неестественно засмеялась.
Он испугался, попятился.
— Ты даже не спросила, умею ли я плавать!
— Если бы ты поплыл за мной… Я бы не позволила утонуть ни тебе, ни себе. Хочешь, попробуем?
Я думала, что он смутится, но не тут-то было. Он просто присоединился к играющим в мяч. Его самолюбие нисколечко не было задето. Прикусив губу, я последовала его примеру. Начни я дуться, и эти приятные, воспитанные и любезные мальчики и девочки перестанут меня замечать. Мы гоняли мяч до звона в ушах, а потом уставшие сели на травку под раскидистой ивой. Мигом расстелили скатерть-самобранку. Мальчики запаслись вином. На вино Герман не дал денег, но налитого ему стакана не отверг. Я не пила принципиально, я уже тогда ненавидела спиртное, и ненавидела из-за того, что наше алкогольное изобилие больно ударило по моим родителям. Шумно было под ивой, крикливо. Яснее обозначились симпатии, мальчики стали давать волю рукам. Один из парней вдруг упал навзничь и заснул. Здоровяк Герман налег на еду.
— Ну, что за слабаки пошли! — разглагольствовал он, орудуя ложкой. — Теперь, пожалуй, и я переплыву эту речку, — неожиданно воскликнул он. — Рано ты меня записала в категорию трусов. Пошли?