Знакомые песни! А почему и как это в них проросло? Все мы умеем правильно рассуждать, умеем правильно отвечать на вопросы о том, что есть долг, совесть, мораль и так далее. Но правильный ответ еще не есть убеждение. Вообще я не понимаю, как можно работать плохо и чувствовать себя хорошо. В моем сознании это не укладывается.
А пока и Варвара, и Инна украдкой почитывают «Юность» в рабочее время. Мальчики же наши лоботрясничают более откровенно. Почему для стольких людей работа — обязанность, но не первая необходимость?..
Потом я долго думала о Борисе Борисовиче. Он был рядом неотлучно, и синий беспредельный простор встречал нас распахнутыми объятиями. Мы побывали в самых романтичных уголках планеты. Сибирь с ее тайгой и сумеречным свечением снегов. Канада с нескончаемыми лесами и озерами. Гренландия, страна синего льда, и я с Борисом в одной палатке. По моей воле он становился охотником, рыбаком, золотоискателем, лесорубом. Я же готовила ему, а потом готовила для всей нашей семьи.
Из Гренландии мы отбыли на парусной яхте и, обходя айсберги, спустились в теплые моря, к островам, на которых растут пальмы. Мы плавали в море до приятной усталости, и кругом было столько солнца, и песок отмелей был мягок и чист. Затем была Африка. Мы приручили слона, и он вез нас сквозь джунгли и саванны. И чтобы не упасть, я крепко обнимала Бориса. Кстати, я обнимала Бориса везде: в тайге, на снегу, в палатке, на яхте, у костра, на пляже. Я не знала, куда направиться из Африки, и мы остались на какой-то очень зеленой поляне: с одной стороны была непроницаемая стена джунглей, с другой — полноводная река. Мы сидели у костра и смотрели на огонь, слушая джунгли и реку, и я обнимала Бориса. Ни на что другое моя фантазия уже не была способна.
Потом я как бы протрезвела. Журавль в небе, конечно, хорош, даже великолепен, но дистанция до него… Несбыточно все это! Вот так кончаются все мои фантазии: беру и сама их перечеркиваю, и возвращаюсь в тихую свою комнатенку. Все у меня здесь есть… Но я одна, одна, одна! Два дня назад я с Инной ехала на работу. Мы сошли с трамвая, она мне что-то говорила и вдруг как ударила:
— Смотри, жена Басова!
Нам навстречу шла женщина лет тридцати — тридцати двух, худощавая, стройная до зависти. Я оторопела. Я и подумать не могла, что она такая хорошенькая. Скользнула по нам безразличным взглядом и прошла мимо, машинально посторонившись. Я — и она! Я сникла.
— Какая женщина! — сказала Инесса. — Ослепил он ее, что ли?
Я промолчала. Значит, ничего у меня с Борей не будет… Болтают, что они не ладят, но это их дело. И нечего воображать, что он оставит ее ради меня. А его горячая ладонь на моей ладони? Раза два Инна предлагала познакомить меня с умными мальчиками. Я отказалась. Она посмотрела на меня как на дуру. Пусть! Видела я этих мальчиков. Ну, приглянусь кому-нибудь с пьяных глаз. Ну, сделает одолжение, пригласит в комнату, куда больше никто не войдет…
Лучше всего мне на работе. Борис Борисович рядом, и я спокойна и в состоянии горы своротить. Все мне дается легко, и идеи посещают меня самые неожиданные. Не раз уже Боря говорил: «А ты способная». Мне совершенно достаточно того, что он рядом…
15
Учусь играть в шахматы. Увлекаюсь, и останавливается время. Раза два, когда мы оставались работать сверхурочно, к Борису Борисовичу приходил специалист по испытанию конструкций в поляризованном свете, и они садились за шахматы и обо всем забывали. Я злилась, воспринимая это как непрошеное вторжение в мою личную жизнь. Но злиться я могла сколько угодно, запретить же этому инженеру играть с Борей в шахматы не могла. И тогда я поставила перед собой дерзкую задачу заменить его как партнера по шахматам. Когда-то в пионерском лагере я научилась передвигать фигуры. Красоты же игры открываются мне только сейчас. И вот я штудирую дебюты и разбираю партии выдающихся гроссмейстеров. Если бы кто-нибудь меня потренировал. Пешка, например, ходит вперед, она ужасно прямолинейна и не в состоянии свернуть со своего пути. Но и прямолинейная донельзя пешка таит в себе возможность перевоплощения. Конь избрал себе зигзаг, слон — диагональ, ладья — горизонтали и вертикали. Ферзь вообще всеяден. А как должна ходить я, живой человек, чтобы найти свое счастье? В судьбу, в прорицателей я не верю. Но живет теперь во мне мечта стать, на исходе партии, проходной пешкой, достичь заветной восьмой горизонтали и объявить мат неприятельскому королю, то есть моему одиночеству.