— Ни слова о работе! У нас здесь что, производственное совещание?
Стол пустел, лица румянились, характеры обнажались. Потек громкий разговор ни о чем. Каждый слышал только себя. Инна была великолепна. Это была ее жизнь, и она скучала на работе, чтобы расцветать на таких вечеринках. С Константином, как я поняла, у нее давние отношения. Но что-то мешало им жить под одной крышей. Раскрасневшись, она потребовала анекдотов… Меня она не стеснялась, мужчин и подавно. Это был ее тесный круг. Но сегодня девушка Леонида не смогла прийти или надоела ему и не была приглашена. Так возникла вакансия. Инна сыграла роль заведующей отделом кадров. Я попробовала представить ее матерью, а Константина — отцом. Не получилось. Атмосфера нашего застолья была богемной-богемной.
— Танцы! — скомандовал Леонид.
И поднялся первый. Он был высок, но рыхловат, и я опять обратила на это внимание. Немедленно был включен магнитофон. Стол мы придвинули к стене. Танцевали что-то быстрое и вертлявое. Инна и Костя вытворяли чудеса. Все это походило на вычурные и первобытные, непредсказуемые телодвижения людей у жаркого костра после удачной охоты. Быть дикарем и проще, и приятнее, чем быть современным человеком, которого долго и нудно воспитывали семья и школа. Я смотрела и училась. А когда поняла, что постигать, собственно, нечего, смело ступила в круг, затряслась, задвигала руками.
— Верка, ты талант! — крикнула Инна.
Она перетрудилась и теперь жадно ловила воздух белозубым ртом. «Вот вам! — радовалась я. — Смотрите! Учитесь! Завидуйте!» На меня нахлынуло. Леонид вначале танцевал рядом, потом стал вертеть меня, как погремушку. Перебрасывая с руки на руку, заставлял падать на спину, перехватывая меня у самого пола. Это было эффектно, Костя нам хлопал. Надо было, чтобы Инна не задавалась. И я выкладывалась, чтобы затмить ее. И, конечно, поплатилась: не завидуй, Вера! В один из моментов, когда я опрокидывалась на спину, Леонид подхватил меня с опозданием, и я пребольно ударилась о пол. Я поднялась сама и не подала виду, что больно.
— Здорово! — сказал Леонид. — Извини, моя вина: люблю порисоваться.
Костя ощупал мой затылок и во всеуслышание заявил, что до свадьбы заживет, если, конечно, я не надумаю выйти замуж сегодня. Вообще юмор здесь не иссякал. Мы водворили стол на прежнее место. Появились чай и сладости, но мужчины снова потянулись к вину. Наконец после очередного тоста выяснилось, что все бутылки пусты. Наступила минута размежевания… Костик увлек Инну. Мы остались одни. Леонид медлил, мне же было любопытно, как он поступит. О Боре я не думала. Я ни о чем вообще не думала.
— Пошли? — сказал он. И выжидательно посмотрел на меня, не настаивая.
Он предлагал решать мне… За мной оставалось право надеть плащ и уйти, он бы не возразил. Близость с женщиной, видимо, не была для него событием. Я почувствовала это, но не обиделась. Напротив, это и подтолкнуло меня.
Я подала ему руку, и пустая комната приняла нас. Леонид зажег свет. Мы были в небольшом уютном кабинете с массой книг по архитектуре и строительному делу.
— Тушить?
У меня этого не было, кажется, десять лет. Обходилась, не умерла и стервой не стала. Десять лет! И опять — все случайно…. После света тьма была сплошная, потом обозначился прямоугольник окна. Зашелестели простыни, зашуршала одежда… Белье белым комом осело на пол. Холод объял меня, но стыдно не было совершенно. Я шагнула к дивану. Праздника не последовало. Я не вдавалась в подробности, я просто видела, что это не праздник. Можно было попробовать заснуть, но мне не хотелось спать с ним, а ему — со мной. Стенные часы пробили один раз. Мы оделись и скользнули в столовую. Стыд еще не навалился, не подмял. Леонид плеснул себе в рот остатки из чужого стакана, освежился. Сказал:
— Сейчас поймаем телегу, и я отвезу тебя.
Заботится. Мог бы не беспокоиться. Есть ли у меня сдерживающие центры, спросила я себя. Мне становилось нехорошо.
— Переживаешь? — заметил он. — Пожалуйста, не надо…
Многим ли он говорил подобные слова?
— Благодарю за внимание, но я не переживаю.
Мы вышли на свежий воздух. Апрельская ночь была чиста и прохладна. Мягкое прикосновение воздуха к горячим щекам было лучше всего того, что произошло. Черные кроны закрывали звезды. Я обозвала себя нехорошими словами. Не стало ни лучше, ни хуже. Никто меня не принуждал, но ведь никто и не удерживал. Почему же я внушила себе, что люблю Бориса Борисовича?