— Здравствуйте, Борис Борисович! — приветствовала я, суетясь и окружая его показным вниманием. — Вот не ожидала. Как это вы надумали? Очень, очень кстати. Мне не терпится продолжить нашу дискуссию о будущем кибернетики. Ужасно не хочется, чтобы в будущем меня, моих детей или внуков заменила какая-нибудь сверхумная ЭВМ.
— Мне что, уйти? — спросил он.
— Это будет самое лучшее, что вы можете сейчас сделать.
— А как же… — Он посмотрел на меня и замолчал. Когда он шел сюда, наверное, думал, что облагодетельствует меня своим посещением.
— Ладно. Раз уж вы заявились… Я и незваным гостям рада.
— Вера, зачем ты? За что?
Я противилась, но не сумела сдержать слезы. Села и отвернулась. Плечи мои вздрагивали. Он обнял меня.
— Прости. Тогда я вел себя как законченный идиот.
— Вы были мне дороги. А теперь! Не знаю, осталось ли что-нибудь. Вы сразу все перечеркнули…
— Мне нужен друг. Потом уже женщина.
— Оглянитесь на свое детство. Друзья, которые вам нужны, остались там. Верните их оттуда.
— Поздно, — сказал он. — Те ребята отошли от меня.
— Это вы отошли от них. Дружба требует душевной щедрости. Где она у вас?
— Она — со мной, — сказал он, насупясь.
— Это вам кажется, что она с вами. А мне кажется, что в какой-то момент вы стали тяготиться ею, как и друзьями, и освободили себя от них. Что ж, еще не поздно. Можно и прощения попросить.
— Ни адресов, ни телефонов.
— Приветствую вас, житель пустыни!
Мне почему-то хотелось, чтобы он ушел. Может быть, потом все наладится. Но пусть потом, только не сегодня.
— Что вы сказали дома? Что у вас ночное дежурство в лаборатории? Противопожарная безопасность?
— Ты почти угадала.
— Ничто мне так не вредит, как моя проницательность. Да здравствуют льстецы и подхалимы! Да будут посрамлены те, кто, якобы из лучших побуждений, указывают на наши недостатки! У нас нет недостатков, мы не ошибаемся, не сбиваемся с правильного пути. Мы достойны любви и фанфар!
— Ты, мать, строга в гневе. Прости, если можешь.
— Смогу — прощу. Но не знаю, смогу ли.
— Мне лучше уйти?
— Идите, идите! Иначе мне пришлось бы заставлять себя быть с вами. До свидания, Борис Борисович!
«Не срываться и не прощать!» — внушала я себе.
Он медлил, и тогда я сказала:
— Не вынуждайте меня указывать на дверь.
Он картинно вздохнул и ушел, тихо притворив за собой дверь. Понял ли он, осознал ли? Я знала, что буду думать об этом всю ночь. Надо ли так нагружать свою не очень-то устойчивую психику? Я быстро оделась, дошла до вокзала, спустилась в метро и вышла на станции «Проспект космонавтов». Бродила. Глядела на нарядных беспечных людей и праздничную иллюминацию. Ела мороженое. Потом мне захотелось тишины и безлюдья, и я пошла к набережной. Наверное, берег Анхора и был самым уютным местом огромного города. Плакучие ивы клонились к воде, струилась листва, струилась вода, пряно пахла акация. Еще вчера его приход был счастьем, думала я и тут же приказывала себе не думать о нем. На дальней аллее парень в белой рубашке обнимал девушку. Они целовались, смотрели друг другу в глаза и снова целовались. Эта аллея была их аллеей, и свидетели им не требовались. Я вернулась на людные магистрали. Когда-то я так любила вечерние центральные улицы. Я приобщалась на них к жизни взрослых. Но тогда мне было шестнадцать, и то, что я чувствовала тогда, не могло прийти ко мне вновь. Прошлое не повторялось, я была чужой и одинокой на веселых праздничных бульварах. Толпа подчеркивала и обостряла мое одиночество. Я была невообразимо одинока. «Зачем ты прогнала Борю? — упрекнула себя я. — Что он тебе сделал плохого?» Прогнала — и прогнала. И никому не обязана давать отчет. Захочу — помилую. Но захочу ли?
25
Третьего, в последний день праздников, ко мне приехали Инна, Константин и Леонид. Я засуетилась, замельтешила. Инна чинно держала жениха под руку, а Леонид вращал свою новую белую кепочку на указательном пальце, смотрел на меня и улыбался. На душе у меня стало тихо, привольно, просторно…
— Молодым везде у нас дорога! — сказала я, жестом приглашая гостей входить, располагаться и чувствовать себя как дома.
Леонид сбегал к машине и вернулся с объемистым свертком, из которого извлек вареную курицу, базарные, горячие еще лепешки, несколько пучков редиски и бутылки пепси-колы.
— Видишь, какие мы правильные? — отметил он. — Ни капли спиртного! Новая жизнь — это тебе не фунт изюма. Ты, говорят, мастерица по части кофе. Покажи-ка свое умение!
Когда все расселись, Леонид порылся в пластинках и поставил романсы в исполнении Нани Брегвадзе. Мне показалось, что она поет для меня.