— Знаете что, Борис Борисович, уважаемый свет Басов? Идите-ка с миром.
Мне расхотелось мучить его дальше.
37
Инна тоже пожаловала одна. Просторное платье не скрывало ее положения. Я подавила в себе зачадившую было зависть. Зато я лучше работаю! Это не утешало. Но зависть ушла, не стала мучить коварными и гнусными нашептываниями.
— Здравствуй, Инна! — сказала я. — Какая ты молодец! Тебе в декрет скоро. Как Константин?
— Представляешь, доволен.
— Видишь, видишь! «Семья устарела, давай будем современными!» А что есть за всем этим? Ничего нет. По-моему, очень модно ходить с таким пузом. Я бы поменялась с тобой.
— А я бы с тобой — нет, — сказала она, ничуть меня не обижая.
— Ты сейчас как пингвиненок пушистый.
— Ладно тебе! — Довольная, она перешла на шепот, и ее выпуклые прекрасные глаза интригующе заблестели. — Леонид внизу ждет. Соображаешь?
— Вот это ни к чему. — Я провалилась в глубинные пустоты планеты, в жар и мрак ее недр, успокоила там зачастившее сердце и вновь вознеслась на дневную поверхность. — Извини, ты еще не знаешь. Не он от меня отказался, а я от него. Так надо. У меня детей не будет. А он… У него все еще будет!
— Жили бы для себя, — сказала она, потупясь.
— Не умею, это неинтересно.
Тут она отвела глаза, не захотела дальше играть со мной в нечестность. Сказала, с обидой на меня:
— Ты совсем не такая, как я. Почему?
— Но ведь я не нарочно.
— Понимаю: мне не на тебя, мне на себя обижаться нужно. Я перед тобой задавалась. Но ты и лучше, и выше меня.
Я не возразила. Мне так редко говорили приятное.
— Ты только не мудри больше, — продолжала Инна. — Я места себе не находила, когда узнала. Если ты не можешь без детей, я тебе своего давать буду. Нянчись и возись сколько угодно. Еще и спасибо скажу.
— А что! — сказала я. — Спасибо — очень милая вещь.
— Ну, по нынешним-то временам!
— Но-но! Попробуй не сказать человеку спасибо, если он его честно заслужил, и он мучиться будет, пока не обратит свой гнев на тебя и не изобличит тебя в бессердечии и черной неблагодарности.
— Спасибо за рубль.
— Не спорь со мной, Инка, все равно переспорю. Согласись: есть вещи в материях духовных, в которых ты не волокешь. А не волокешь потому, что заземлилась, рублю улыбаешься, спасибо ни во что не ставишь.
— Поучаешь? Ладно-ладно. На свою голову полюбила. Буду терпеть.
Я обняла ее. Она уже не сердилась.
— У нас останешься или уйдешь? — спросила она.
— Посмотрим. Самостоятельности бы мне! Ульмас Рахманович, наверное, захочет, чтобы я ушла, — предположила я.
— С чего ты взяла. Вот Басов захочет. Он боится тени, шепотков, ухмылок. Слушай, а что у тебя с ним было?
— Ничего.
— Ну, не темни. Ты ведь с ним оставалась!
— Оставалась. И надеялась. Но ничего не случилось. Его что-то личное беспокоило.
— Значит, одни чистые помыслы?
— Говорю же: ни капельки.
— Ну, пижон Боренька! Он и возле меня терся. И тоже ничего. Правда, какой-то странный?
— А я для тебя не странная?
— Еще какая… Но у тебя какие-то несуразные странности, без них мне скучно. Самые большие твои странности заключены в твоей правоте! Слушай: или ты устарела безнадежно, или я до чего-то большого не доросла. Конечно, мне приятнее сознавать, что ты устарела, и я постоянно внушаю себе это. Я, мол, права, и прочь, сомнения! Но ведь сталкиваюсь я с подтверждениями того, что я не доросла.
— Цени, — улыбнулась я.
— Варвара у тебя еще не была?
— А я думала, вы придете вместе…
38
Варвара тоже явилась ко мне одна. Джинсы и свитер подчеркивали девичью стройность ее фигуры. Общались мы мало. Коллеги, не объединенные узами взаимной приязни. Но и ничем не разъединенные. В таком случае что привело ее сюда? Любопытство?
Его она могла удовлетворить и после моего возвращения на работу.
— Ну, и кто у тебя побывал? — первым делом поинтересовалась гостья.
Я сказала.
— Борис и… эта кисонька? Изумительно! Ну, Боря… я понимаю… А что общего у тебя с Инной?
— Мы дружим.
— Удивляюсь твоему вкусу. С ней же не о чем говорить. Она любит только себя. Никто не умеет так ловко перекладывать свою ношу на других. Правда, ее приятно гладить, но это не женское занятие.
— Зато есть ты, и с тобой есть о чем говорить, — сказала я.
Она громко фыркнула. Варвара могла ответить, что я дерзка, но могла и промолчать, если ее интересовало что-либо другое. И она оставила мою непочтительность без последствий.