Еще в начале своей контрразведывательной деятельности Редль создал в Вене ЧК для перлюстрации почтовой корреспонденции. Все письма из-за рубежа вскрывались и прочитывались, и в подозрительных случаях почтовый чиновник, получавший вознаграждение и из секретного фонда, при появлении адресата потайным звонком вызывал шпиков.
Так случилось и на венском почтамте с письмом на имя господина «Ницетаса». Почтовый чиновник нечаянно обнаружил, что в конверт было вложено 7 тысяч крон, причем отправление не было заявлено как ценное. Филеры, отправившиеся за «Ницетасом», сразу установили, что это никто иной, как… сам Редль.
ЧК в баварском городе Нюрнберге работал с 1680-х годов, времён войны Аугсбургской лиги, пытаясь проследить за французским влиянием на землях Священной Римской империи и в восточной Европе. Благодаря привилегированному и практически монопольному положению европейской почты «Турн-и-Таксис» (нем. von Thurn und Taxis) во многих государствах и особенности почтовых потоков внутри этой организации привели к возникновению ЧК в Нюрнберге.
Именно в этом городе поток почты «Турн-и-Таксис», шедший из Франции и Испанских Нидерландов, разделялся надвое: в северную и восточную Европу. В Нюрнберге вся эта почта вскрывалась и копировалась имперскими властями с полным содействием семейства Турн-и-Таксис.
В нижнесаксонском городе Целле, резиденции герцога Брауншвейг-Люнебургского, начиная с 1693 года весь идущий из Нюрнберга на север поток копировался уже без такого содействия в пользу английских и голландских друзей и союзников герцога. На жалобу, поданную при дворе Императора представителем Турн-и-Таксис, герцог отвечал, что вряд ли кто-либо может ожидать от него другого поведения в военное время.
Несмотря ни на что, французские дипломаты продолжали посылать письма через немецкие земли, будучи уверенными в непревзойденность французской шифровальной службы. Тем не менее, 2 профессиональных криптоаналитика на службе Брауншвейга с возможной помощью Вильгельма Лейбница вскрыли немало из этих шифров.
Конец активной работе целльского, а вслед за ним и ганноверского ЧК был положен коммерческим вытеснением Турн-и-Таксис частными французскими и голландским почтовыми службами. Почтовое агентство Амстердама не пожелало делиться пересылаемой через него почтой с ЧК германских графств и герцогств, заявив, что это замедлит и удорожит доставку почты.
То, в чём амстердамское почтовое агентство отказало немцам, оно предоставило великому пенсионарию Голландской республики. Возникновение голландского ЧК во времена войны за испанское наследство интересно как пример становления секретной организации под влиянием существования других.
В первые годы войны Голландская республика нередко перехватывала письма дипломатов и шпионов со своей территории. Для дешифровки таких писем голландцы обращались за помощью в ганноверский и британский ЧК. Когда значительный поток европейской дипломатической и коммерческой переписки сам пришёл в руки республики, для того чтобы быстро извлекать представляющую интерес для Республики информацию и самостоятельно распоряжаться ей, понадобилась и соответствующая служба.
Первые годы амстердамский почтмейстер со своими служащими копировали почту, а большая часть дешифровок выполнялась по-прежнему в Ганновере, но неоднозначные отношения между союзниками все больше смещали центр тяжести на ЧК в Гааге.
Особенностями Голландской республики, влияющими на работу ЧК, было особенно большое количество людей в стране, вовлечённых в принятие политических решений и состоящих в переписке по этому поводу, и частное управление почтовыми отделениями до 1750 года.
В Дании перлюстрация вошла в обиход во время датско-шведского противостояния конца XVII — начала XVIII веков. Датский ЧК интересовался почти исключительно дипломатической перепиской. Информации о внутриполитических делах собиралась редко, в основном в ходе дворцовых интриг, и теми же способами, что применялись к иностранной корреспонденции.
Из-за неспособности справляться с дешифровкой посланий систематическая перлюстрация фактически заглохла к 1760 году. Это особо заметно на примере серий перехваченных писем, датируемых 1758 годом, в которых клерки ставили пометки «одна страница шифра» вместо того, чтобы хотя бы переписать шифровку.