— Подпишите, — попросила Светлана.
Что же написать тебе, милая девушка? Снова обмануть тебя?
Серега нерешительно вынул из кармана ручку, стряхнул чернила.
Светлана ждала. Криница хорошо видел, как блестят в темноте ее глаза, как мнут пальцы плетеную ручку сумочки.
— Хорошо, — сказал он и, приложив карточку к калитке, написал прямо на лицевой стороне: «На добрую память Светлане от донецкого шахтера Сергея Криницы».
Немного подумав, добавил: «Смотри и помни».
Пятый месяц отступает взвод лейтенанта Барсукова. Пятый месяц бушующий океан войны крутит эту песчинку в водоворотах сражений, швыряет из огня в полымя. От пограничной речушки до широких донецких степей докатилась она и залегла на склоне глубокой балки. Надолго ли? Позади остались пылающие города и села, Днепр, розовый от крови, холмики братских могил. Из тех, кто отражал первый удар врага, во взводе почти не осталось никого. Несколько раз взвод пополнялся. Обычно это происходило ночью.
— Принимай пополнение! — кричал командир батальона и показывал Барсукову на новеньких бойцов, только что прибывших из тыла. Они робко жались друг к другу, шинели неуклюже топорщились на их спинах. Прислушиваясь к гулу артиллерии, втягивали головы в плечи, ждали, что им прикажет лейтенант. Среди бойцов были люди разного возраста: и совсем юнцы, и люди, много повидавшие на своем веку.
Барсуков всматривался в их лица и почти безошибочно угадывал биографию и характер каждого.
Стоит в строю пожилой боец. Глубокие морщины избороздили его обветренное лицо. Этот успел и поработать и покачать детишек на коленях. Этого не нужно учить стрелять. На войну он пришел как на работу, а на лейтенанта смотрит как на колхозного бригадира.
Пятый месяц отступает взвод Барсукова. Пятый месяц бесчинствует на земле война. Бронированные полчища врага рвутся к Москве и Ленинграду.
А что с женой? Где она? Барсуков твердо знал, что из пограничного городка, где жили они с Леночкой, никому из гражданского населения вырваться не удалось.
…Несколько дней на фронте стоит сравнительное затишье. Изредка только грохнет где-нибудь снаряд да прострекочет пулеметная очередь или повиснет над передним краем немецкая ранета. Затишье пугало. Значит, немцы готовят новый удар, накапливают силы для решительного броска на Донбасс.
Хорошо была видна с наблюдательного пункта и линия обороны противника. Она проходила вдоль дороги, терялась среди домов небольшого поселка. Барсуков приложился к стереотрубе.
Перед глазами запрыгали добротные накаты вражеских укреплений, присыпанные свежей глиной, черные глазницы амбразур. Одна за другой они брызнули огнем, и пули засвистели рядом. Ординарец Барсукова Вася Перепелкин инстинктивно прижался к стене, по-детски заморгал светлыми глазами.
— А ну-ка, звякни артиллеристам, — приказал ему Барсуков, удобнее устраиваясь у стереотрубы.
— «Аэлита»! «Аэлита»! Я — «Земля»! Я — «Земля»! — закричал парнишка в телефонную трубку.
«Аэлита» отозвалась. Барсуков видел, как по веснушчатому курносому лицу ординарца расплылась счастливая улыбка.
— Цель номер три! Левее ноль пятнадцать! — скомандовал лейтенант и снова посмотрел на ординарца.
С той же улыбкой повторил Перепелкин в трубку команду Барсукова.
В стереотрубу было хорошо видно, как далеко за вражескими дзотами вырос дымный кустик разрыва. Перелет.
— Правее ноль двадцать! — приказал Барсуков.
— Правее ноль двадцать! — отчеканил Перепелкин, стараясь придать голосу грозность, а команда у него прозвучала как-то нежно и задушевно.
Второй снаряд разорвался перед дзотом. Пулемет в нем на мгновение замолчал, а потом застрочил с новой силой.
Третий снаряд разорвался возле самой амбразуры. Вместе с землей во все стороны полетели обломки бревен. Следующие четыре снаряда разворотили его до основания. На месте дзота дымились глубокие воронки.
Артиллерия противника почему-то молчала.
Когда вернулись в блиндаж, Барсуков спросил у ординарца:
— Почему это ты, когда с артиллеристами разговариваешь, как майская луна сияешь?
Перепелкин немного смутился и вместо ответа наивно спросил:
— А разве заметно?
Барсуков рассмеялся. Рассмеялись и другие бойцы, бывшие в блиндаже.
— Военная тайна, товарищ лейтенант, — подмигнул Серега Криница.
Никто во всем взводе не знал, почему счастливо улыбается ординарец, разговаривая по телефону с артиллеристами, а Серега знает. Поделился с ним Василий Перепелкин своей тайной в минуты затишья, когда стояли еще на Днепре.