Сёрен медленно кивнул.
— Почему ты вообще думаешь, что Йоханнес гей? Ты на это несколько раз намекал, — спросил Стен.
— Это не точно. У меня есть подозрения, но Анна Белла Нор, например, это отрицает. А что?
Стен задумчиво взглянул на него:
— Я запустил поиск на слово «Орландо» и узнал, что это имя главного героя в книге Вирджинии Вульф 1926 года. Орландо — это торговец, который живет четыреста лет и в конце концов превращается в женщину…
— И? — спросил Сёрен, разглядывая Стена.
— Мне совершенно не кажется, что Йоханнес гей, — легко ответил Стен. — У «Красной маски» есть форум, на котором пишут комментарии после праздников, и Йоханнес явно популярен среди женщин, он флиртует так, что дым столбом. Я думаю, что он играет со своим женственным началом и что мы с тобой достаточно глупы, чтобы путать это с гомосексуальностью.
В дверь постучали. Это был Хенрик. Стен встал, когда тот вошел в кабинет.
— Мы как раз закончили, — сказал Стен, поздоровавшись с Хенриком. По дороге к выходу он остановился. — Успехов в поисках истины, — сказал он, покачав головой.
Когда он ушел, Сёрен уронил голову на руки и замер за своим письменным столом.
— Можно узнать, что здесь происходит? — спросил Хенрик. Он стоял скрестив руки и выглядел молодцевато.
— У меня нет больше сил, — пробормотал Сёрен, уткнувшись носом в коврик на столе.
Сёрен с Хенриком отъехали от полицейского участка, повернули направо и поехали по Фредерикссундсвай.
— Почему мы едем не по Борупс Алле? Нам разве не в район Вестербро?
— Сначала нужно кое-что проверить, — ответил Сёрен. — Йоханнес Тройборг ведь не единственный, кто исчез. Эрик Тюбьерг не отвечает ни на телефонные звонки, ни на письма, ни на ту вежливую записку, которую я собственноручно положил на его письменный стол. Но он живет на Могевай, двадцать шесть, так что, я думаю, мы заскочим туда по дороге.
Они снова замолчали.
Сёрен и Хенрик начали дружить еще в полицейской академии, но вдруг, внезапно, на коротком отрезке между Беллахой и Могевай, Сёрен осознал, что сейчас сказать, что они друзья, было бы неправдой. Обычно, когда они ехали куда-то вместе, Хенрик всегда сидел на пассажирском сиденье и жаловался, что семья сводит его с ума. Или рассказывал анекдоты о своем мотоцикле и о том, где он в последнее время на нем бывал. Или молол какую-то ерунду о женщинах, футболе или о том, что теперь, черт побери, ему нужно пойти на курсы английского, потому что его чертовы спиногрызы отлично говорят по-английски и начали издеваться над его произношением. Поворачивая на Могевай и проскальзывая на пустое парковочное место перед домом двадцать шесть, Сёрен понял вдруг, как давно это словоизвержение прекратилось.
Сёрен оставил ключ в зажигании. Он никогда не рассказывал Хенрику о том, что случилось. Вдруг тому захотелось бы об этом поговорить? Сёрен не смог бы вынести такого разговора, поэтому предпочел ничего не рассказывать Хенрику. Да и вообще никому. Он был наедине со своей тоской, она инкапсулировалась и сидела в нем как осколок кривого зеркала.
— Черт, как же у меня болит голова! — воскликнул вдруг Хенрик, нетерпеливо болтая ногой.
— Ты что, гулял вчера, что ли? — спросил Сёрен.
— Да, я встречался кое с кем, — ответил тот вдруг неуверенно, как будто проговорился. — Ну, выпили по паре пива, и все такое.
— С Алланом, что ли? — спросил Сёрен. Аллан был их общим другом и коллегой.
Хенрик вдруг глупо рассмеялся:
— Нет, это… да ну, черт с ним. Я влез в какое-то дерьмо, в общем. Расскажу как-нибудь в другой раз.
Сёрен продолжал сидеть, держась за руль.
— Ну что? — вопросительно сказал Хенрик. — Идем искать этого Тюбьерга? Или что?
Сёрен его не слушал.
— Я знаю, почему ты стал таким таинственным, — сказал Сёрен. — Извини, пожалуйста.
— Хм, что ты такое несешь? — переспросил Хенрик.
Сёрену вдруг стало тяжело подбирать слова, и он посмотрел на свои руки.
— Просто извини. Я знаю, что невозможно дружить с тем, кто не платит той же монетой, — он не знал, что еще сказать. Хенрик рассматривал его какое-то время, Сёрен чувствовал его взгляд на своей щеке.