Московские „мудроборцы" действительно не стеснялись в отношениях с украинцами. Обращаясь к киевскому митрополиту, к черниговскому и новгород-се-верскому архиепископу и к печерскому архимандриту, патриарх подчеркивал, что „желают от них не такого разумения, как они по-граждански понимают оный церковный догмат: желают, чтобы они разумели заодно с греками теми двумя и дабы такое свое разумение на письме прислали". Указание было четким, за его невыполнение последовала кара. Уже в феврале 1688 года патриарх запретил работу Киево-Печерской типографии Варлаама Ясинского, а в марте у Димитрия Ростовского отняли рукописи, необходимые в его подвижнической работе по изучению и изданию житий святых. Когда же типография, ссылаясь на жалованную грамоту царя и обратившись к светским властям, нарушила указ патриарха, тот объявил ее книги, в том числе сочинения Димитрия, еретическими, поскольку они не прошли цензуры в Москве33.
Вымогательство нужного „мнения", невзирая на истину, вполне характеризует полемические методы „мудро борцев". В сентябре 1688 года украинские иерархи получили прямой приказ Иоакима обличить Медведева и поддержать мнение, признанное патриархатом. Иоаким ставил непокорных перед „выбором": либо присоединиться к „святой восточной церкви" (в его лице), либо остаться при мнении, изложенном „иезуитами" в книге Феодосия Сафоновича „Выклад" (выдержавшей уже четыре издания). Похоже, что украинское духовенство онемело от столь неприкрытого оскорбления. Лишь новая грамота из Москвы (от 5 марта 1689 года) вынудила митрополита Гедеона Четвертинского, архиепископа Лазаря Барановича, Варлаама Ясинского и Димитрия Ростовского написать ответы, обстоятельно подтверждавшие правоту Медведева и защищавшие Сафоновича от нелепого обвинения. Лазарь Баранович, состарившийся в борьбе против иезуитов и униатов, десятилетия служивший делу просвещения Украины, добавил в письме к патриарху, что обещает Иоакиму „послушание", но - „не противное древним догматам церкви".
Варлаам Ясинский, митрополит киевский
Рассуждения украинских иерархов усугубили раздражение патриарха, писавшего в очередной грамоте, что те „силлогизмами и аргументами токмо упражняются". „Един ответ токмо хотим от вас иметь, - прямо писал Иоаким, - а именно: последуете ли всеконечно восточной Христовой церкви о пресуществлении?" Мысль патриарха, что „церковь - это я", звучала в этой грамоте особенно откровенно, а поиски истины прямо рассматривались как ересь, за которую „отступников" следовало отлучить и проклясть. Понимая, видимо, что угрозами украинских иерархов сломить затруднительно, Иоаким одновременно предпринял обходной маневр через константинопольского патриарха (которому до недавнего времени номинально подчинялась Киевская митрополия).
Димитрий Ростовский, митрополит ростовский и ярославский
Он решил использовать обратившегося к нему за помощью константинопольского экс-патриарха Дионисия. В оплату за услуги патриарх московский потребовал от того „писать и запрещать малороссам тяжко… чтобы не имели в презрении духовную власть". Дионисий получил из Москвы текст своих будущих грамот к царям, патриарху Иоакиму и украинским архиереям вместе с инструкцией, „как подобает действовать". Согласно инструкции, грамоты из Константинополя должны быть составлены „якобы на соборе", „писать же подобает, якобы от самого себя пишете, услышав о таком новом учении… а не яко я (Иоаким. - А. Б.) писал вам и возвестил сие". В случае правильного выполнения инструкции греческий „авторитет" получал от московского патриарха 50 золотых; „если же не отпишете со всяким прилежанием, как подобает, - восприимете… от страшного Судии".
Переписка с Константинополем наглядно раскрывает истинное отношение „мудроборцев" к грекам (у которых только в 1685 году была куплена Софьей и Голицыным Киевская митрополия). Легенда о „греческих учителях православия" служила оправданием духовной диктатуры патриарха московского и его приближенных. Свой „символ веры" Иоаким, кстати, откровенно изложил еще в 1664 году, когда его „допрашивали о вере" перед поставлением в архимандриты московского Чудовского монастыря. „Я, государь, - сказал будущий патриарх царю, - не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальники, то и готов творить и слушать их во всем!" [34]