— Как будем делить роли? — спросил он у высокородной Элии.
Она повернулась к Валерии.
— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — спросила она, словно на что-то намекая.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Ну тогда — жребий.
Кареглазая рабыня, снова лукаво улыбаясь, принесла шесть счетных палочек. Аэций нацарапал на них инициалы ролей, разложил на столе на две кучки — мужские и женские — и тщательно перемешал каждую кучку отдельно.
Первым, пожав плечами, вытянул палочку Теодорих, и ему выпала роль чудовища. (А какое будет у меня оружие? — тут же спросил он). Аэцию выпало быть Юпитером. Элия под общий смех и негрубые замечания — Венерой, Аттила — Камиллом, Валерия, соответственно, Ливией, а Рус — Аполлоном.
Вдоволь посмеявшись и поглядев друг на друга уже в качестве персонажей, девушки, в сопровождении все той же остроглазой рабыни, удалились переодеться к игре, и парни остались одни, приставая к Аэцию с просьбой растолковать, что же надо им делать.
Девушки, между тем, переодевшись в легкие хитоны, тщательно уложили складки, которые являлись предметом особой заботы модниц и многое что обозначали для сведущих лиц.
Наконец все кое-как разместились на ложах. Начали со сценки спора богов.
Аэций, с венком на голове, свесив ноги, с глупым видом уставился куда-то вниз. Скорее всего — на свои сандалии.
— Посмотрите, как мучается вон тот бедолага! — начал он неторопливо.
— Какой, о лучезарный? — игриво спросила Венера-Элия, слегка прижимаясь к нему и заглядывая в ту же сторону из-за его спины.
— Да вон тот, темноглазый, — сказал новоявленный Юпитер и, взяв со стола яблоко, кинул его куда-то в глубь сада. — Видишь, затылок чешет.
Все засмеялись и Аттила на всякий случай смешно почесал себе голову.
— А-а-а, этот, — беззаботно произнесла Венера, непринужденно усаживаясь к Юпитеру на колени. — А я не верю ему. И вообще — всем мужчинам верить нельзя. Так же легко он увлечется и какой-нибудь другой, более смазливой мордочкой, — сказала она и приглашающе посмотрела на Руса.
Поняв, что пора и ему принять участие в споре, юноша, предварительно кашлянув, собрался.
— Ну, я тоже не верю в их любовь, — хрипло проговорил он, покраснев и стараясь не смотреть на Валерию, и вообще ни на кого, произносил куда-то в дальний угол сада. Все засмеялись — впрочем, как и над всеми другими репликами.
— Дети мои, — произнес Юпитер-Аэций, делая до смешного удивленное лицо. — Какие вы все-таки у меня циники!? Лучше спускайтесь-ка на Землю и испытайте их. Удастся соблазнить — я его накажу, ну а вас — награжу. А не удастся — так и быть, помогу этому бедолаге.
Элия тут же гибко спрыгнула с колен Юпитера и странно улыбаясь стала приближаться к Аттиле, так что он на какое-то мгновение опешил и остолбенел. Руса кто-то в это время в спину подталкивал к улыбающейся сквозь легкое смущение Валерии.
И тут Элия вдруг замерла.
— Если мы все будем делать одновременно, — сказала она, — останемся без зрителей. Предлагаю сценки соблазнений разыграть по очереди. Начнем с Ливии, — и с этими словами, улыбаясь, она вернулась на ложе и на правах дочери уселась возле Аэция.
— Просим-просим, — похлопал Аэций.
И Рус с серьезным лицом осторожно приблизился к девушке. Лицо Валерии, хоть и улыбалось, но тоже было залито краской.
— Э-э, — протянул Рус. — Прекрасная Ливия, можно составить вам компанию в этом саду? — несмело проговорил он.
— Вообще-то она в заточении, — тихо подсказал ему кто-то, и Рус смутился еще больше.
— Это не самое главное, — махнула рукой Элия. — Все нормально, — ободряюще кивнула она Русу, — продолжайте.
Ободренный поддержкой, Рус еще ближе приблизился к Валерии.
— Нет нельзя, — ответила Валерия вдруг пересохшими губами.
А возлежащий на ложах народ в это время покатывался со смеху от одного только их вида.
— Да обними ты ее, не стесняйся, — подсказывали робкому Аполлону. — Это же театр. Тут можно все — в рамках приличия.
Рус покраснел еще больше и послушно и неловко обнял девушку за тонкую талию. Она тоже покраснела, но продолжала улыбаться.
Он еще немного потоптался, неуклюже произнося какие-то глупости, и, видя, что дело явно застопорилось, все признали его миссию не выполненной, и они уступили место Элии и Аттиле.
Сестра императора не стала сильно затягивать с разговорами и ловко уронила юношу на свободное ложе. Нависнув над Аттилой, и разметав волосы, она вдруг не спеша расстегнула фибулу и ее хитон упал вниз, удерживаемый одним только поясом. Взору Гунна открылась прекрасная крепкая грудь римской аристократки.