На четвертый день после упомянутого визита представителей турецкой империи к французскому послу господину д'Анкетилю в сераль на взмыленном коне прискакал посол с долгожданным известием: преступный Абдулла возвращался в Стамбул как обыкновенный пассажир на военном корабле «Волос Пророка» и был обнаружен на палубе, его личность была однозначно установлена с помощью биноклей, которыми был снабжен гарнизон крепости Гелибол, или Галлиполи, охранявшей вход в Дарданеллы. Корабль, как приказано, был без предупреждения потоплен сосредоточенным огнем тяжелой артиллерии. Не спасся ни один человек.
Когда стихла буря восторга, вызванная этим чрезвычайным известием, и когда члены Высокого совета поздравили друг друга и уже готовились было разойтись, в сераль на взмыленном коне прискакал второй гонец — с известием, что преступный Абдулла возвращался в Стамбул на рыбацком баркасе, переодевшись гарпунером, но был обнаружен, личность его точно установлена, и когда судно миновало остров Мраморный, баркас, согласно приказу, был без предупреждения расстрелян метким выстрелом пушки пятого калибра. Не спасся ни один человек.
Полчаса спустя в сераль на загнанном коне добрался третий гонец с известием, что преступный Абдулла был обнаружен и схвачен солдатами, охранявшими окрестности Бергамы между реками Селином и Кети, в тот момент, когда он в обществе двух туземцев-проводников пробирался по скалистой тропке на север от города; тут же, согласно приказу, он был без предупреждения застрелен и вместе с обоими проводниками сброшен в пропасть.
Следующее известие: преступный Абдулла возвращался в Стамбул на корабле неизвестного названия и происхождения, который потерпел аварию, сев на мель вблизи острова Лемнос. Гарнизон порта Мудрос обнаружил и опознал среди потерпевших, пытавшихся спастись вплавь, личность преступного Абдуллы и огнем из мушкетов расстрелял его вместе со всеми остальными.
Еще одно сообщение: преступный Абдулла, переодетый капитаном, стал командиром греческой галеры «Пираус», направлявшейся в Стамбул. Члены гарнизона обнаружили его, опознали, умертвили и выбросили в море.
Новое сообщение: преступный Абдулла направлялся в Стамбул по северному побережью Мраморного моря, переодевшись погонщиком верблюдов, но сторожевым отрядом янычар был задержан на подходах к городу Молгара, опознан и обезврежен.
Таких известий об опознании личности и незамедлительной ликвидации преступного Абдуллы в сераль поступило общим числом тринадцать, так что Петр Кукань из Кукани, как того и желал принц Мустафа, скончался от тринадцатой смерти. Мы не знаем, действительно ли в момент этой тринадцатой смерти он скончался окончательно и достоверно, но слабоумный принц Мустафа, все еще пребывавший в страхе, успокаивал себя таким рассуждением: если бы среди тринадцати уничтоженных Абдулл не нашлось хотя бы одного настоящего — значит, тут не обошлось без черта.
Впрочем, достоверно одно: в Стамбуле Абдулла так и не объявился.
ПАПА СНОВА СМЕЕТСЯ
После этих событий оставалось лишь выпустить из Черной башни папскую делегацию графа О**, что было сделано незамедлительно и с надлежащими извинениями. Три недели спустя граф О** передал Его Святейшеству письмо, которым вчерашний принц, а теперь уже султан Мустафа Первый, сопровождая послание редкостными дарами, устанавливал дипломатические отношения с Римом.
Письмо, составленное лучшим стилистом-латинистом сераля, звучало так:
«Султан Турецкой империи Мустафа Первый Его Святейшеству Владыке всего христианства, чьим скромным и униженным рабом он является.
Во имя великого христианского бога Пантарэя, коему всей душой и сердцем привержен ниже подписавшийся султан Мустафа Первый, аминь. Вашему Святейшеству со всем почтением, покорностью и младенческой преданностью дает знать, что период зависти и общей неправедности турецких правительственных кругов, в чем повинен преступный Абдулла, окончен, и радуга примирения, взаимного уважения и любви между миром христианским, сторонником которого нижеподписавшийся является, и миром мусульманским воссияла снова. Пусть Ваше Святейшество знают, что символ примирения и любви между христианами и мусульманами, перстень святого последователя христианского бога Пантарэя Цезаря-эфенди из рода Борджа, который Ваше Святейшество некоторое время тому назад даровал моему негодному предшественнику, а он, мой негодный предшественник, с презрением вышвырнул, был подобран и сохранен благочестивым последователем бога Пантарэя графом О** и возвращен мне, так что он снова украшает мою руку. В чем, как говорится на родине Вашего Святейшества, да поможет нам бог Пантарэй».
Когда папа дочитал это послание до конца, он, по своему обыкновению, сложил руки на животе и смеялся сердечно и долго. А насмеявшись, сказал на своем сиенском наречии:
— Как видно, Турция обезврежена, и мы можем теперь за нее приняться.
Это и явилось, по нашим представлениям, прологом к Тридцатилетней войне.