Они, толкаясь, пробрались сквозь толпу к самой середке площади. Гул взволнованных голосов становился громче. Тут Флойбек встал как вкопанный.
Арвельд глянул ему через плечо.
Посреди площади стояла статуя редкого «морского» камня – белого с голубыми прожилками, изображавшая правящего короля. Аларих протягивал руку ладонью вверх, без оружия – так ваяли монархов, которые не вели войн. О том, что это был именно король, говорила золотая корона на голове. Сама голова валялась тут же, у подножия посеребренного постамента. Складки одежды ниспадали, забрызганные чем-то ярко-красным, будто кровью.
Флойбек остолбенело смотрел на изувеченную статую, не веря глазам. Кто-то потеснил их, встав рядом. Сгарди скосил глаза и увидел человека в бедной одежде, сутулого и до того худого, что непонятно, в чем душа держалась. Всклоченные пшеничные волосы торчали в разные стороны. И был-то он не стар, а точно изношен сверх всякой меры. Но тяготы не коснулись его души, и с веснушчатого лица смотрели добрые глаза. Внезапно он всхлипнул, точно решившись на что-то, и рванулся к статуе. Флойбек изумленно выдохнул и прижал руку к губам. На человека он смотрел так, точно пытался узнать, но не мог.
Незнакомец кинулся к постаменту, с усилием подобрал голову.
– Люди добрые! – заговорил он. – Это что ж делается в Лафии! Что ни день, то статуи калечат! А стража-то молчит, хоть бы кого поймали! А почему? А все знают, почему!
На площади стало тихо. Только слышно было, как где-то в лошадиной сбруе позвякивали медные колечки.
– Потому что в страже они-то всем и заправляют! Асфеллоты! Младшего погубили, теперь и до старшего добираются… – по толпе пробежал гул. И тут же, со стороны улицы, заслышались крики, перекрывшие шум:
– Дорогу! Дорогу страже короля Алариха! А ну, расступись! Эй!
Толпа отхлынула и стремительно начала редеть. Флойбек первым пришел в себя и толкнул Арвельда.
Они кинулись через площадь, подальше от злополучной статуи. Народ тоже бросился врассыпную – как видно, никому не хотелось столкнуться с городской стражей, ни правому, ни виноватому. Друзья добежали до какого-то дома и собирались было нырнуть в переулок, но тут Арвельд обернулся и заметил, как сцапали несчастного правдолюбца. Сгарди остановился так резко, что Флойбек едва не налетел на него.
– Стой!
– Куда стой! – возмутился мореход, не выпуская его рукава.
– Нам не туда.
– А куда?! Обратно на площадь?
Арвельд, прижавшись к дому, следил, как ремесленника, или кем он там был, потащили под арку.
– Видишь тот простенок? Вон, штукатурка облуплена…
– Вижу… Да объясни толком, что случилось-то!
– Оттуда дорогу сумеешь найти, если свернем?
Мореход, прищурившись, смотрел на Арвельда.
– Ты чего задумал, Сгарди? А?
– Сам догадаешься?
Флойбек смерил глазами расстояние до переулка, опять поглядел на друга, потом обреченно вздохнул.
– Дурень ты, каких поискать, – протянул он. – И я с тобой вместе. Пошли…
IX.
Приморский рынок был сердцем гаванских улиц. Сначала появился он, а потом вокруг него понастроили харчевен, пивных, мастерских и складов. Об удобстве и красоте заботились при этом меньше всего, а потому от площади разбегались даже не улицы, а их мелкие собратья – проулки, переулки, закоулки и простенки.
Стражники притащили бедняка в «каменный двор» – обычный для Лафии тупичок, где сходились глухие стены, оплетенные стеблями плюща. Дворик украшали несколько туй и клумба, выложенная цветным щебнем. С одной стороны в стену была вделана решетка. Арвельд присел перед ней, Флойбек опустился рядом.
– Здравствуй, любезный, – послышался мелодичный голос. – Что ты выкинул на этот раз? Опять мутил толпу своими бреднями? А, Мирча?
Флойбек вдруг хлопнул себя по лбу, точно вспомнив что-то.
– Мирча! – отчаянно прошептал он. – Мирча Наутек! То-то я смотрел, что лицо знакомое…
Арвельд шикнул на него.
– Я говорил то же, что и обычно, – ответил Мирча. – И не сказал ничего лживого или дурного, сударь, – говорил он негромко, но без тени страха.
– Это я сам решу. Повтори-ка, что молол.
Наутек молчал, переминаясь с ноги на ногу. В дворике повисла недобрая тишина.
– Так я жду.
Один из стражников – тощий, с едким, сухим лицом – услужливо склонился к нему и забормотал. В его словах слышалось «площадь… статуя… про Асфеллотов…»