Пряча букет за спиной, он позвонил. Дверь открыл невысокий щупленький мужичонка с трехдневной щетиной на впалых щеках. От него несло перегаром. За спиной у него слышался грубый смех, женские взвизги и развязные пьяные голоса - как видно, здесь гуляли вовсю, загодя начав отмечать Новый год.
- О! - покачнувшись, произнес Мужичок. - Т-тебе кого?
- Мне? - переспросил Кит, отшатываясь. - Мне Евгению. Она дома?
- Он-на? Дом-ма, - старательно выговорил небритый и, обернувшись, крикнул. - Же-е-ень! Же-е-е-ня-а-а-а...
Но из-под его руки, опередив зычный зов, вынырнула Женя и, схватив мальчика за руку, втащила в квартиру. Ни слова не говоря и не давая ему опомниться, она потянула его за собой по коридору и втащила в одну из дверей. Это была небольшая уютная комнатка со множеством черно-белых и цветных фотографий, развешанных по стенам.
Ева глядела на него, на букет, широко раскрыв глаза. Наконец Никита справился с волнением и протянул ей цветы.
- Ой! Это мне? - она вспыхнула, взяла цветы, зарылась лицом в эти живые пахучие звездочки и отвернулась. Это было так хорошо, так неожиданно - она не находила слов.
Никита заметил слезы у неё на глазах. И понял, что и для Евы это первый в жизни букет.
- С Новым годом! - только и смог он произнести севшим голосом, - то есть... с наступающим... - и протянул ей коробочку, едва вытянув её из кармана онемевшими пальцами.
- Спасибо, - шепнула она, просияв. И... неловко чмокнула его куда-то в шею, приподнявшись на цыпочки.
Пауза хрусталем зазвенела в ушах. Никита задохнулся и поймал её маленькие холодные ладони в свои. Так стояли они долго, глядя в глаза друг другу, и оказалось, что слова больше им не нужны.
Потом Женя осторожно высвободила свои руки. Вздохнула.
- А мне... мне тебя даже угостить нечем.
- Это ничего, я совсем не голодный, - поспешил успокоить её Никита. А это... это чья комната?
- Соседки. Она сейчас придет. Тут я у неё ночую. Иногда...
- А-а-а... - выдохнул Никита. - А может... поднимемся ко мне? Поглядим как там ремонт?
- Ну, не знаю, - замялась она. - А где ты был? Тебя долго не было...
- Я... уезжал, - отчего-то соврал он и сглотнул. Во рту пересохло. Слушай, как же все-таки тебя зовут? Женя или... Ева?
- А как тебе больше нравится? - застенчиво улыбнулась она, потупившись.
- Наверное Ева. Не знаю - и так и так хорошо!
- Ну тогда и зови меня Евой. Хотя... мама звала меня Евгешей - это было её любимое имя.
- А где твоя мама? - спросил он и тут же пожалел об этом.
- Она умерла, - просто сказала девочка. - Ну что? Пойдем к тебе?
- А тебя отпустят?
- А я никогда и не спрашиваю - просто делаю, что хочу. И потом там не до меня...
И они выскользнули из квартиры, которая напоминала утлую лодочку в девяти балльный шторм - грохот, пьяные выкрики, звон разбитой посуды, магнитофон, орущий на полную мощь...
"Боже, как она живет в этом аду? Да ещё с маленьким братиком..." подумал Никита и решил, что он должен спасти её, забрать отсюда. Правда, как это сделать, пока не знал.
- А как поживает Сомик? - спросил он Еву, поднимаясь по лестнице.
- Нормально. Рука совсем зажила - даже следов не осталось. Эта тетушкина мазь просто диво-дивное, - весело ответила та, шагая вслед за ним через ступеньку.
Он открыл дверь своим ключом и ахнул. Овечкин поистине творил чудеса! Квартира сияла как новая - рабочие доклеивали последние рулоны шелковистых обоев, в ванной сверкал темный кафель и белоснежная новенькая сантехника, а свет розоватых светильников в форме раковин отражался в матовых дверных стеклах... Дворец, да и только!
Ева при виде всего этого великолепия сразу потупилась и как-то вся сжалась. Никита провел её в комнату вслед за собой. На свеженастеленном паркете отпечатались влажные следы снега с его сапог. Ева на цыпочках прошла за ним, как будто боялась ступать по этому новенькому паркету, и огляделась.
- Это, что, твоя комната? - спросила она, нахмурясь.
- Нет, тут будет спальня родителей.
Он обернулся к ней и вздрогнул - теперь перед ним стояла вовсе не та девочка, которая буквально минуту назад с веселым любопытством шагала за ним через ступеньку. Холодный угрюмый взгляд исподлобья пронзил его точно копьем! Она тут же отвела взгляд и уставилась на свой перстень, как будто он был единственным предметом на свете, который её интересовал. Все движения тотчас стали какими-то вялыми и даже голос переменился глуховатый стал и какой-то пустой. Точно душу из него вынули - если только в голосе хоть сколько-то пребывает душа...
- А я... - она запнулась, а потом выпалила со злостью, - у меня тоже такая будет! Даже лучше! У тетушки квартира четырех комнатная и потолок выше! И прихожая у неё большая и вообще... Она мне обещала свою квартиру оставить. И денег кучу! И завещание даже показывала, вот! Она совсем старая - скоро умрет. И тогда я разбогатею...
От такого неприкрытого цинизма Никита просто остолбенел - так не вязался он со всем её легким обликом. А Ева явно не зная, что бы ещё такое сказать, продолжала без смигу глядеть на свой перстень. И Никита с ужасом заметил, что тот начинает светиться.
- А хочешь, - он несмело подошел к ней и взял за руку, - хочешь пойдем погуляем? Тут на реке есть шлюз... там так здорово...ты была там?
Ева медленно подняла голову - во взгляде её была пустота. Казалось, она вообще не видит Никиту. Он поднес её руку к самым глазам и... отшатнулся. Перстень переливался радужными красками, постепенно краснея, словно он накалялся. От него и впрямь исходил жар как от печки!
- Я не знаю, но я... пожалуй... мне надо к тетушке. Совсем забыла - я ж ей обещала! Мне нужно встретить с ней Новый год.
Ева медленно повернулась и пошла к выходу, точно во сне.
Никита опередил её и преградил путь.
- А как же Сомик? Ты же не оставишь его одного в пьяном притоне?
- А-а-а... - вяло протянула она. - За ним Михайловна приглядит.
- А кто такая Михайловна?
- Наша соседка.
- Ева, послушай... - Никита набрался духу и выпалил, - что это за перстень? Странный какой...
- Это мамин... мама его носила. И мне оставила... перед смертью. Я никогда с ним не расстаюсь. В нем - моя мама!
И сообщив эту невероятную весть ошеломленному парню, Ева оставила его одного.
Глава 4
ПЕРЕЕЗД
Новый год отшумел, рассыпался фейерверками и сгинул - наступили привычные будни с их заботами и суетой. Близился переезд.
Ольга с Санчо задумали перебраться на "Курскую" до Рождества - уж очень хотелось встретить любимый праздник в новом доме.
- Это же так чудесно, - радовалась Никитина мама, - новая жизнь, которая начинается под Рождество!
Они даже не стали украшать елку на старой квартире, а поставили её посреди пустой комнаты в новой. Дом сразу ожил, наполнился хвойными запахами и ожиданием чуда. Никитины родители, хоть и были людьми вполне деловыми и современными, но к этому празднику относились как дети - они свято верили, что все, загаданное в эту ночь, непременно случится! И, конечно, их сын эту веру безоглядно и искренне разделял...
Вещи ещё до Нового года были собраны и разложены по картонным коробкам. Санчо кликнул друзей - и на третье января назначили день переезда.
Никита уже после первого перебрался на новую квартиру. Он спал на полу в папином спальном мешке, оставшемся со времен его юности. Собственно, спал - это слишком сильно сказано! - он бродил по квартире кругами как заблудившийся странник, потом пытался прилечь, метался, крутился, маялся... и глядел в окно - вночь... Звезды были так близко! Они манили, тревожили... и беспощадная полная луна не давала ему покоя - она преследовала его...
Из квартиры снизу слышался шум гулянки, грохот и музыка... он не знал, там ли Ева или у своей тетки. Он был почти уверен, что Ева выдумала её свою богатую тетку. Выдумала, чтоб не казаться несчастной. Чтобы он её не жалел! Чтоб представлять себе хоть какой-то выход из чудовищной беспросветности, пускай он - этот выход - и существует только в воображении...