— А вот, Александр Борисович, попробуйте икорку. Очень свежая.
Я кивнул точно так же, как Броуди пятью минутами раньше, и подумал: а ведь он меня так же разглядывает, как и я его. Интересно, каким он меня видит? Наверное, я для него типичный московский следователь — высокий, сложен почти идеально, лицо мужественное, в меру загорелое... Женщины, сразу видно, любят. А противники — уважают. Я мужественно расправил плечи.
Или Броуди видел меня совсем иным: голодный советский следователишка, плохо выбритый, с бегающими глазами и непомерными амбициями...
— Я пригласил вас, уважаемый Александр Борисович, вовсе не для того, чтобы сказать, что к нам едет ревизор. Так, кажется, начинается знаменитая пьеса Гоголя?
— Примерно так, но смысл там противоположный. Ревизор-то как раз и едет.
— Ну да, я хотел сказать, что он уже приехал.
Броуди рассмеялся, а я поймал себя на мысли,
что абсолютно не понимаю американского юмора. Ну ладно, может быть, потом пойму смысл его шутки. Если в ней, конечно, был смысл.
— Я хотел спросить, как продвигается ваше расследование по делу Дэвида Ричмонда? То есть я, конечно, не претендую на то, чтобы вы раскрыли все тайны следствия, но, может быть, хоть что-то вы мне имеете сообщить? Кажется, как представитель посольства, я имею на это право? Или я ошибаюсь на этот счет?
Броуди на миг глянул мне прямо в глаза, сверкнув стеклами очков, и вновь углубился в изучение и уничтожение аппетитного салата с морковной розочкой на макушке, которую Броуди, секунду помедлив, все-таки тоже съел. Я давно заметил, что многие иностранцы неравнодушны к витаминам. Всякий съедобный предмет они как бы сначала взвешивают в уме, а потом уж признают за ним право на честь быть употребленными на благо здоровья или, напротив, в таком праве начисто отказывают аппетитному, но абсолютно бесполезному для организма блюду.
— К сожалению, такие заказные убийства практически нераскрываемы. С той точки зрения, что трудно найти непосредственного исполнителя. Поэтому приходится искать заказчика. В этом и больше смысла. Мы кое-что нащупали. Некоторые связи покойного...
Я внимательно следил за выражением лица Броуди. Как принято говорить в таких случаях, ни один мускул не дрогнул на его лице. Глаза смотрели прямо и жестко. Мне вообще показалось, что никакой Дэвид Ричмонд его на самом-то деле не интересует. Или это у них выучка такая, заокеанская?
— Благодарю, — сказал Броуди.
Но не мне, а официанту, который как раз принес горячее. Оказалось — фирменные котлеты по-киевски на косточке, обложенные в стиле традиционного ресторанного дизайна хрустящей картошкой, краснокочанной соленой капустой и зеленью сельдерея.
Принявшись за котлету, Броуди как бы между прочим поинтересовался:
— А что новенького выяснили о господине Кларке?
— О Кларке? — Я сделал большие глаза.
— Да-да, господин Турецкий. Я спрашиваю именно о том, о ком вы подумали. Об американском гражданине Нормане Кларке, известном издателе, убитом... или, скажем мягче, погибшем при загадочных обстоятельствах. У вас, кажется, крымский загар?
И что это всех так интересует мой загар? То он слишком незаметен, то он слишком крымский...
— Собственно говоря, эта смерть не входит в сферу моих интересов... — Я принялся за свою котлету.
Все-таки по-киевски, а не нечто усредненное из соседней кулинарии.
— Мне очень понятна и приятна в некотором смысле ваша профессиональная скромность. Но я позволю себе дать вам в этой связи один совет.
Он широко заулыбался. Я даже чуть не обернулся, подумав, что Броуди неожиданно увидел какого-то доброго давнего знакомого. Ну, к примеру, друга детства. Но он улыбался мне. Я стал усердно улыбаться в ответ, чуть не подавившись фирменной котлетой.
— Совет? Как это кстати. Мне сегодня все дают советы. Прямо-таки настоящий день советов.
Броуди уже просто расплывался от счастья общения со мной, я прямо-таки испугался, что он сейчас вот так на глазах и растает, как сахар на влажном блюдце:
Весьма лестно, что я вхожу в понятие «все». И все же... Мне кажется, что лучше и в самом деле не очень увлекаться этой загадочной историей. Кларк мертв, а мы с вами все-таки живы. И неплохо будет, если этот расклад сохранится. Хотя бы какое-то время.
Ну как было не согласиться с таким предложением? Тем более изложенным столь изысканно и ненавязчиво — прямолинейно. Похоже, что и у американцев какие-то странные отношения с этим покойником.