Die alten Fahnen) или "Баварские львы" (Die bay'rischen Löwen) были напечатаны в 1916 году на почтовых открытках. Одно связывало франко-прусскую войну с Первой мировой войной и было предназначено воодушевлять баварцев сражаться в войне и "гордиться тем, что я могу быть немцем в моей Баварии". Другое, с сильным анти-британским подтекстом, включало припев: "Да пребудет с тобой Бог, земля Баварии, с преданными героями, мы возобновим эту борьбу с храбрыми баварскими львами". Есть хорошие основания верить тому, что даже Гитлер не превратился в полноценного и явного антисемита к началу 1917 года. В действительности не существует каких-либо источников того времени, фиксирующих какие-либо антисемитские высказывания Гитлера во время войны. Кроме собственных мифических заявлений Гитлера в Mein Kampf, единственным указанием на то, что Гитлер уже тогда превратился в открытого антисемита, являются три идеализированных жизнеописания, написанных его бывшими товарищами (Бальтазара Брандмайера, Ганса Менда и Игнаца Вестенкирхнера), которые были опубликованы только в 1930‑х. Например, Вестенкирхнер заявлял: "Похоже было, что две вещи раздражают его – что пишут газеты дома о войне и прочем, и как правительству, и в частности кайзеру, мешают марксисты и евреи". Их рассказы едва ли являются того рода описаниями Гитлера, что могли бы указать на недостатки и противоречия, но они полностью соответствуют тому образу, что Гитлер сам создал в Mein Kampf. В действительности Вестенкирхнер столь же ненадёжный свидетель, как и Менд. Это очевидно, например, в неверном повествовании Вестенкирхнера (что легко проверяется) о ранении Гитлера на Сомме. Подобным образом, как мы увидим, когда обнаружим неоднократное переписывание нацистской пропагандой мемуаров Брандмайера в 1930‑х, рассказ Брандмайера едва ли более заслуживает доверия, чем рассказ Майера. Примечательно то, что Брандмайер даже противоречит сам себе, заявляя в одном месте в своей книге, что во время войны он и другие посыльные 16‑го полка презирали Гутмана за его еврейские черты, при этом заявляя несколькими главами позже, что сам он не был антисемитом в то время, но был полон симпатии к положению евреев. Кроме того, по свидетельству Фрица Видермана, взаимодействие Гитлера с еврейскими офицерами в полку Листа во время войны не подтверждает, что он уже был антисемитом. Если бы Гитлер был во время войны явным антисемитом, то нам было бы чрезвычайно трудно, как мы увидим, объяснить поведение Гуго Гутмана по отношению к Гитлеру летом 1918 года.