Однако похоже на то, что все эти источники преувеличивают поддержку, полученную Гитлером, поскольку они имеют тенденцию принимать публичные (и часто постановочные) выражения поддержки как представляющие общество в целом. В конечном счёте, разумеется, любое заявление, сделанное относительно политических предпочтений того большого числа немцев, кто ни публично поддерживал, ни открыто сопротивлялся режиму, немного более чем нефальсифицируемая гипотеза. Однако будет безопасно сказать, что проблема в интерпретации выражений поддержки в отсутствие широкого протеста как представительного для населения в целом состоит в том, что в репрессивных диктатурах поведение населения, несогласного со status quo, по умолчанию состоит в том, чтобы помалкивать, а не высказываться открыто, вследствие чрезмерно высокой цены протеста. В то время, как Третий Рейх принимал случайные полуприватные выражения раздражения, он бескомпромиссно железной рукой подавлял как публичные выражения инакомыслия, так и попытки нонконформистских коллективных действий. Однако в диктатурах, в которых даже у лоялистов нет средства выразить своё инакомыслие, никакие нонконформистские коллективные действия, похоже, не могут произойти без внешних триггеров. Где не возникает такой триггер, симулированное согласие – в форме пассивного и оппортунистического подчинения (в форме лжи о собственных политических предпочтениях и принятия ложных внешних проявлений) является обычным делом. Политическая приватность, а не открытое выражение политической оппозиции, является наиболее обычным поведением для инакомыслящих в авторитарных государствах. Всё это создаёт потенциально обманчивый образ стабильного режима с широкой народной поддержкой. Что ещё хуже, у авторитарных режимов имеется дополнительный спасательный круг через публичную ложь представителей народа относительно их действительных политических предпочтений. Так что нам не следует удовлетворяться интерпретацией отсутствия широкого протеста в авторитарных государствах и существованием некоторых субъективных докладов, равно как и фотографиями, изображающими людей, приветствующих лидеров режима, как непременным свидетельством почти всеобщей поддержки.
Особенно проблематично использование фотографических свидетельств в публикациях, которые доказывают, что к 1939 году подавляющее большинство немцев поддерживало Гитлера. Откуда нам известно, например, что люди, посещавшие публичные казни, делали это для выражения поддержки Третьего Рейха, а не из симпатии с приговорёнными заключёнными или по неполитическим причинам? Подобным образом фотографии, изображающие восторженных немцев, размахивающих нацистскими флагами, ничего не говорят нам о том, насколько широкой была поддержка Гитлера, таким же образом, например, как и фотография восторженного моря детей на праздновании сороковой годовщины Германской Демократической Республики, сделанная за несколько недель до падения Берлинской стены, не сможет доказать популярность социализма среди восточных немцев в 1989 году.
Тот факт, что многие из несогласных с Гитлером помалкивали, не представлял какой-либо проблемы для Третьего Рейха. В действительности частичная поддержка режима в комбинации с неактивностью среди частично или полностью несогласных со status quo позволяет авторитарным режимам при необходимости удерживаться на относительно небольшой внутренней поддержке. Это даже позволяет им осуществлять чудовищные преступления. Например, в исследовании вовлечённости членов двух подразделений полиции в Холокост, которые, эффективно исполняя приказы, стали низовыми преступниками геноцида, было обнаружено, что только от 24 до 31 процента членов подразделений были ревностными и идеологически мотивированными убийцами.
Авторитарные режимы в Европе на протяжении двадцатого столетия – безотносительно того, пришли ли они к власти легитимно, использовали ли coups d'etat или были насильно установлены более могущественным государством; безотносительно прежней истории государств, в которых они были установлены; и безотносительно их политической идеологии – все они выживали на протяжении лет, а некоторые и десятилетий. Даже если многие авторитарные режимы могли нести в себе с самого начала зёрна своего собственного разрушения, то кратко- и среднесрочным положением по определению всех авторитарных режимов была их стабильность. Вот почему не существует простого равенства между стабильностью режима и его популярностью.