Гитлер также извлёк из Великой войны то, что он полагал положительными уроками. Например, в 1941 году он использовал память об атаках партизан в Бельгии в 1914 году для оправдания жестокого обращения с гражданским населением в Советском Союзе: "Старый рейх уже знал, как действовать с твёрдостью в оккупированных областях. Вот как попытки саботажа на железных дорогах в Бельгии были наказаны графом фон дер Гольцем. Он приказал сжечь все деревни в радиусе нескольких километров после того, как расстрелял всех мэров, заключил в тюрьмы мужчин, а женщин и детей эвакуировал. Было всего три или четыре акта насилия, затем ничего больше не происходило".
В то время, как Гитлер всё меньше прислушивался к своим генералам после того, как военные действия Германии начали становиться неутешительными, он всё больше стал обращаться к своему военному опыту для вдохновения в поисках решений, как следует управлять войной. Например, он отверг предложение Гудериана, командовавшего 2‑й танковой армией во время вторжения в Советский Союз, когда тот советовал Гитлеру отступить в декабре 1941 года. Гитлер стал наставлять его, что войскам следует наделать воронок в земле при помощи гаубиц, как это делалось во Фландрии во время Первой мировой войны, и зарыться в них на зиму, игнорируя возражения Гудериана, что условия посреди зимы во Фландрии едва ли можно сравнивать с русской зимой.
Гитлер всё больше становился пленником своей собственной лжи, которую он впитал в себя. Например, 18 июня 1944 года, менее чем через две недели после высадки союзников в Нормандии в День "D", забывая, что к концу весеннего наступления в 1918 году он и люди его полка вынуждены были спасаться бегством, Гитлер, наполненный мегаломанией, говорил своим генералам, что всё, что им следует сделать, это то, что сделали немцы в начале 1918 года, когда "при нашем наступлении во время Великой Битвы за Францию мы полностью выгнали англичан из своего района". В другом случае Гитлер отверг совет своих офицеров, потому что, как это выразил Фриц Видеман, он считал, что знает гораздо больше о том, как строить новые позиции, чем его генералы, "поскольку он сам в качестве простого солдата сидел в блиндажах", в то время, как его генералы во время Великой войны не видели ничего, кроме чертёжных досок далеко за линией фронта.
Чем дольше Гитлер руководил Второй мировой войной, тем больше он смотрел назад и романтизировал свой собственный опыт рядового в Великой войне. Например, летом 1941 года, когда его солдаты напали на Советский Союз, во время одного из своих печально известных монологов Гитлер заявил, что во время Великой войны он "страшно рад был быть солдатом". Затем в октябре 1941 года он вспоминал о своём времени в полку Листа как о "времени, когда ему не нужно было беспокоиться", поскольку еда, одежда и жильё – всё было обеспечено для него. Так что слухи о его бывших товарищах по полку Листа давали Гитлеру те немногие радости, что были у него после падения Сталинграда. Например, когда в 1944 году ему случилось прочесть статью в мюнхенской газете о братьях Либхардт, которые служили с ним в 1‑й роте в начале войны, он приказал Максу Аману найти больше информации о жизни братьев с 1914 года.
Те группы, которые Гитлер ретроспективно определил как имевшие наиболее отрицательное влияние на Германию во время Первой мировой войны – в первую очередь евреи и социалисты – были определены в качестве побочной линии деятельности со дня прихода Гитлера к власти, поскольку Гитлер верил, что Германия может выжить в предстоящем дарвиновском поединке только в том случае, если Германия "очистится" от евреев и социалистов. До конца 1930‑х предпочтительное решение Гитлера в избавлении Третьего Рейха от евреев и социалистов было почти определённо не геноцидальным. В первые два года войны этническая чистка, а не геноцид, также предусматривалась для освобождения Германии от евреев и для освобождения нового Lebensraum на Востоке для германской колонизации. Однако, поскольку евреи, которых немцы собрали на оккупированных территориях на Востоке, с 1939 года не могли быть перемещены куда-либо ещё в военное время и поскольку они рассматривались как ненужные потребители во время усиливавшегося дефицита, где-то в 1941 году Гитлер и его режим вступили на путь геноцида как предпочтительной опции. В оправдание физического уничтожения евреев Европы самому себе и своему близкому кругу Гитлер одержимо повторял свою мысль, что евреи были главными виновниками поражения Германии в его первой войне. 30‑го октября 1941 года в несвязной манере он говорил главе СС и его заместителю, Генриху Гиммлеру и Рейнхардту Гейдриху: "У этой преступной расы на совести два миллиона мертвых в мировой войне, теперь опять сотни тысяч. Не говорите мне, что мы не можем послать их в болота [Morast]! Кто о наших людях побеспокоится? Хорошо, когда нам предшествует ужас [der Schrecken] от того, что мы уничтожаем еврейство".