Его выдуманный опыт Первой мировой войны (и его вымышленный революционный) имел, тем не менее, чрезвычайно важное значение для Адольфа Гитлера. Он стал центральным узлом его самоидентичности и пропагандистского представления истории его жизни. На протяжении лет Веймарской республики и Третьего Рейха Гитлер продолжал перестраивать для политических целей свой опыт войны. Таким образом, ретроспективно его военный опыт имел большое значение. Тактическое сознательное измышление Гитлером своего опыта войны лежит, таким образом, в центре истории того, как он пришёл к власти.
Гитлер также ретроспективно использовал войну для рационализации своего собственного мировоззрения. Например, с ретроспективным взглядом его опыт войны на фронте, казалось, превосходно поддерживал такой его взгляд, что сила была не просто не последним, а первым средством политики. То же самое верно в отношении его ожесточённого антибольшевизма и антисемитизма. Таким образом, ретроспективно война на самом деле была формирующим периодом в политическом взрослении Гитлера. Его случаи чудесного избавления от смерти во время Первой мировой войны могли также помочь убедить Гитлера, что он был спасён для великих дел в будущем. Более того, представляется обоснованным доказывать, что он использовал организационную модель штаба 16‑го полка при реорганизации NSDAP и при трансформации рейхсканцелярии после 1933 года. Кроме того, во время Второй мировой войны Гитлер обращался к своему опыту войны в полку Листа (в переформатированной после 1919 года форме) для вдохновения в том, как вести новую войну. Однако – не только потому, что он обращался к опыту войны, который был перестроен при условиях Веймарской республики, но также потому, что Гитлер пытался извлечь уроки из Великой войны, а не проиграть её заново, – его вторая война оказалась очень отличавшейся от его первой войны.
Так что истоки радикализации Гитлера лежат в послевоенном периоде, не в Первой мировой войне. Что же в отношении Гитлера, то Первая мировая война не была, таким образом, зародышем катастрофы двадцатого столетия. То же самое верно в отношении людей его полка. Большинство из них не было ожесточено, радикализовано и политизировано войной, но вернулось в свои города, деревни и сёла со своими довоенными политическими взглядами, более или менее сохранившимися. Война для них не вызвала – если пользоваться термином, который был применён для описания ситуации во Франции – "большой мутации" их сознания. Основной темой этой книги было то, что их политические пристрастия, как и пристрастия баварцев и немцев в целом, не были несовместимыми с демократизацией Германии.
Люди полка Гитлера были продуктом консервативного, реформистского общества, которое медленно двигалось в направлении к большей демократии. Широко распространённые мнения, разумеется, не всегда активно поддерживали больше демократии и либерализма – вовсе нет. Тем не менее, несмотря на или, быть может, из-за традиций конфессиональной политики и аполитичного почтения голосованием в преобладающих числах за партии мирной инициативы рейхстага и Веймарской коалиции люди из регионов призыва полка Листа доказали, что они совместимы как с постепенной демократизацией периода до 1914 года, так и с послевоенной демократизацией. Демократизация после 1918 года, разумеется, в конечном счёте эффектно провалилась. И всё же ни опыт чрезвычайно разрушительной войны – как показывает случай Соединённых Штатов после гражданской войны – ни уступки пред-демократическим элитам как таковые не срывают непременно демократизацию. В девятнадцатом и в начале двадцатого столетий демократизация была гораздо более турбулентным и запутанным процессом, чем долго полагали. Она не стремится произойти ни линейным и постепенным образом, ни отчётливо революционным способом, что означает, что процессы демократизации в Германии и до 1914 года, и после Первой мировой войны были гораздо менее необычными, чем обыкновенно предполагается.
Однако из-за своего турбулентного характера демократизация также гораздо более неустойчива и больше подвержена случайностям, чем традиционно считалось, и потому также открыта неудачам и впечатляющим эпизодам свёртывания демократизации. С перспективы начала 1919 года шансы того, что демократизация Баварии и Германии окажется устойчивой, и что ефрейтор Гитлер должен будет вернуться к рисованию почтовых открыток, были довольно высокими. История того, как ефрейтор Гитлер смог трансформироваться из "тыловой крысы", которого избегали люди его полка, в самого сильного правого диктатора двадцатого столетия является тем самым предостережением для всех демократизирующихся и демократизируемых стран. Если свёртывание демократии могло случиться в межвоенной Германии, оно, вероятно, может произойти где угодно.