Письма Алоиза Шнельдорфера к его родителям также подтверждают наличие пропасти в восприятии войны, существовавшей между солдатами, служившими в окопах, и теми, кто, как Гитлер, служил в полковом штабе. Сам Шнельдорфер был переведён из окопов в полковой штаб в начале апреля. С того времени он был назначен служить в подразделениях сигнальщиков. Как и Гитлер, он теперь делил своё время между полковым штабом в Фурнэ и передовым постом штаба во Фромелле. Как и Гитлер, он должен был действовать открыто на территории непосредственно за линией фронта, поскольку в его обязанностях было проверять и ремонтировать телефонные линии полка. После перевода он писал своим родителям: "Сегодня был переведён в сигнальную часть. Это очень отличается от службы сапёром. Я сижу в кресле и ожидаю новостей… Вы видите, что дела у меня всё время становятся лучше. К концу мне, вероятно, совсем нечего будет делать. Но всё же я буду здесь ещё долго". Спустя неделю он уточнил о своей службе: "Я теперь, как написал раньше, в сигнальной части. Дела у меня здесь идут очень хорошо. Моя задача – сидеть в кресле и делать звонки, как девушка на почте… Затем есть патрули по ночам, ремонт проводов и т.д… . Сегодня я спал на матрасе до 10 часов утра. Мне не разрешили бы этого делать в моей прежней роте. Было впечатление, что я дома". К концу месяца он всё ещё не мог поверить своей удаче, что может служить в полковом штабе: "Это настолько по-другому; в качестве техника-сигнальщика или телефониста я больше не должен делать физической работы, я не должен стоять в карауле… Ещё я всегда ухожен, мои руки чистые, так что я выгляжу респектабельно, когда приношу новости командиру роты или в полковой штаб". Шнельдорфер также рассказывал своим родителям, что такие люди, как он, получают более щедрое питание, чем солдаты в окопах: "Я не должен голодать, благодарение Господу. Вы видели из моего последнего письма, что дела у меня идут очень хорошо в сигнальной части… В Фурнэ очень хорошо. Я могу выпить литр пива под тенистым ореховым деревом… У меня в Фурнэ, как у телефониста, полная свобода действий". Когда Шнельдорфер в начале июля встретил двух солдат, с которыми он тренировался после призыва, но которые всё ещё служили в окопах, он немедленно понял, насколько отличается воздействие службы в полковом штабе в сравнении со службой на передней линии фронта. Он говорил своим родителям, что "большинство людей думает, что я только что прибыл, поскольку я выгляжу настолько хорошо", в то время как два солдата, с которыми он обучался, "выглядели весьма скверно. Я выгляжу совсем наоборот".
Мы можем найти неопровержимое подтверждение того, что взгляды Штеттнера и Фрея разделялись многими солдатами полка Листа, там, где менее всего мы могли бы ожидать этого, а именно среди писем, которые ветераны посылали Гитлеру и которые оказались в архиве нацистской партии. Однако это отдельное письмо не находится вместе с коллекцией квази-биографических писем к нему, сгруппированных в "Доклады и заявления бывших товарищей-фронтовиков". Оно спрятано в коллекции различных писем. Письмо было написано Фердинандом Видманом, который служил с Гитлером в полковом штабе. Бывший прежде музыкантом, в начале 1930‑х он был низкооплачиваемым местным чиновником в деревне Менгхофен в Нижней Баварии. Видман чувствовал себя обязанным написать Гитлеру в 1932 году, когда Гитлер был вовлечён в яростную юридическую деятельность против любого, кто подвергал сомнению его военную биографию. В письме он говорил Гитлеру, что тот должен хорошо знать, что суть атак на него была почти идентична с единодушным взглядом среди боевых солдат-фронтовиков в полку Листа во время войны, а именно то, что "все солдаты в окопах считали, что те, кто служит в полковом штабе [уже] были тыловыми крысами [Etappenschweine]. Он продолжил вспоминать, как в полку случилось "всеобщее негодование", когда полковые посыльные получили выходные. "Миллионы думали так, и все эти люди о работе посыльного думали пренебрежительно", - писал он Гитлеру. Он заключал, что в то время как он и Гитлер, разумеется, служили достойно, много критики, направленной на них, было не безосновательно. Он говорил Гитлеру, что не может отрицать того, что условия, в которых они должны были служить, очень отличались от условий службы солдат-фронтовиков:
Нельзя игнорировать то, что жизнь и в самом деле была лучше при полковом штабе, чем в роте. Адольф, мы не можем отрицать, что мы были в составе полкового штаба. Убеждение, что никакая пуля пехоты или пулемётная не могут попасть в посыльного, – это мнение этих людей. Тем не менее, они не имеют в виду ничего плохого, потому что тот, кто не лежал в окопах, не может оцениваться ими высоко. Тебя нельзя обвинять в нахождении в подвале монастыря в Мессинес или в безопасных укрытиях во Фромелле и Фурнэ. Ты ведь не принимал решения о постройке этих укрытий.