Чьи-то злые языки попали в цель, и Куну затрясло от обиды и отвращения. Какое дело посторонним цзы’дарийцам куда и с кем она ходит? У кого одалживает одежду и как часто выходит на улицу? Надо всю жизнь просидеть дома, блюда себя в скромности и невинности, чтобы абсолютно ничего не значащие мужчины и женщины сказали, что ты образец порядочности? Да? Уничтожать себя ради того, чтобы доставить кому-то удовольствие? А потом когда ей минет пятидесятый цикл, те же соседи будут тыкать пальцем и ворчать, что без мужчин и детей остаются только те, кто никому не нужен. Значит серая, скучная и криворукая хозяйка. Зато невинная. Перед кем тогда гордиться своей невинностью? Перед собой сказала бы мать и Грация. Что ж, может они и правы. Когда в жизни больше ничего нет, то гордиться остается только невинностью.
- Не стыдно, мама, - холодно ответила Куна, - уйди с дороги, я опаздываю.
Даже пощечина не повергла бы мать в такой шок. Она буквально задохнулась, хотя стояла с открытым ртом. Куна уже поняла, что зря высказалась по тому, как плечо матери пошло в замах. Женской истерике не нужно оружие. Она бросается в атаку как разъяренная кошка, вцепляясь когтями и зубами. От оплеухи старшая не успела увернуться, удар пришелся по ухо и вместе с болью отозвался звоном на высокой ноте. Мать сжала в кулаке короткий рукав платья и рванула на себя.
- А ну пошла, дрянь! Опаздывает она. Хватит, добегалась! Правильно говорила Грация, пороть надо! Дрянь, потаскуха!
Куна пыталась отбиваться, но сил у матери оказалось больше. Она тычками и пинками затолкала её в кладовку, бросив спиной на швабры. Куна не успела встать, как дверь закрылась. Замка на кладовке не было, но судя по грохоту в коридоре, мать сдвинула с места тяжелый шкаф. Теперь он подпирал дверь и держал старшую в заточении.
- Пусть посидит, подумает, - тяжело дыша, проворчала мать, - Аврелия, дочка, следи за ней. Я с работы отпросилась на чуть-чуть, надо возвращаться.
- Хорошо, мама, - покладисто ответила младшая.
- Не выпускай, даже если помирать начнет. Не дождется её мужик свидания. Обойдется приблудник. Вечером вернусь и выпущу.
- Конечно, - снова поддакнула младшая и мать ушла.
Куне казалось, что она и впрямь здесь умрет. Она даже задержала дыхание, чтобы отмучиться поскорее. Невозможно так жить. Не-вы-но-си-мо. Лучше в бездну, там темно, тихо, никто никогда не кричит и ничего не требует.
- Куна, - поскреблась в дверь Аврелия, - дура, не смей реветь, макияж испортишь, переделывать придется!
- Тебе-то какое дело? - огрызнулась старшая.
- Как же, я его делала, а ты, дрянь неблагодарная, только о себе думаешь, - младшая мастерски передразнивала интонации матери, а потом с натугой выдохнула. - Кхантор бэй, тяжелый!
Куна рванулась встать и в темноте, споткнувшись, врезалась во все, что можно.
- Ты что там делаешь? Ты почему ругаешься? Так даже мужчинам неприлично...
- Ой, помолчи, хочу и ругаюсь. Тьер, да сдвинься уже!
Шкаф из массива дерева, забитый вещами, утрамбованными ногой, а маленькая, слабая и больная Аврелия пыталась его сдвинуть.
- Сестренька, не надо, слышишь? - запричитала Куна. - Надорвешься, мышцы пожалей!
- Не надорвусь. Слабость как никогда не в тему, но ничего. Ой, пошел. Пошел!
Шкаф отъехал с громким скрежетом, и Куна толкнула дверь. В полосе света из кухонного окна стояла запыхавшаяся Аврелия и устало отирала пот со лба.
- Не смотри на меня, беги! А то и правда твой Нурий не дождется и уедет. Почти полдень.
- Аврелия...
- Потом расскажешь, как сильно мне благодарна и кстати! Я жду ответной любезности, когда эта фурия меня запрет. Договорились?
- Да, - кивнула Куна.
- Беги, - улыбнулась Аврелия.
Глава 13 - Балет
Нурий ждал в машине на парковке у речного вокзала, Куна бежала к нему дворами, чтобы случайно не попасть на глаза матери. Снова все соседи увидели. Хоть и в плаще, но с прической и макияжем. Сплетни вирусом зарождались в умах и передавались воздушно-капельным путем. Шуршал ядовитый шепот, не отличимый от змеиного, и волчий оскал кривил губы. Цзы’дарийцы летали в космос, обрели вечную молодость, купались в техническом прогрессе, но стоило замкнуться в маленьком рабочем квартале, как превращались в зверей и радостно травили стаей.
Дверь на заднее сидение открылась сама и Куна почти влетела в машину, запыхавшаяся и растрепанная.
- Дарисса? - развернулся к ней Нурий. - Что-то случилось? Я могу помочь?
- Давайте уедем отсюда, пожалуйста. Быстро-быстро.
- Понял, - кивнул военный и завел двигатель.
Пока поправляла платье, приглаживала волосы и переживала за помятый в кулаке матери рукав платья, Нурий выехал за город. Куна испугалась и хотела спросить, куда везет, если аэровокзал совсем в другой стороне, но потом вспомнила, что генерал не летал на гражданских воздушных катерах. Для него не существовало расписания рейсов, мест у окна, выдачи багажа и множества других проблем. Он мог одним звонком обеспечить себе транспорт в любую точку планеты, но у Куны по-прежнему язык не поворачивался назвать его свободным. Цепи у каждого свои.
На военном аэродроме Нурий оставил машину на пустой парковке и повел Куну прямо к патрульному катеру. Она видела его иногда в небе над Равэнной, черным коршуном кружащим над головой. Вблизи он был похож на пернатого хищника еще больше. Чуть задранный в небо клюв, острые крылья и бледные стекла-глаза в кабине пилота. Из открытой двери на посадочную площадку спускалась хлипкая лестница, а рядом стоял генерал в парадном кителе. Ворот мешал повернуть голову, полководец смотрел прямо перед собой и мимо Куны. Живая статуя самого себя. Холодный, безразличный, недостижимый.
Куне на миг показалось, что все было зря: пощечина матери, развязанная война, Аврелия, сдвинувшая шкаф. Он никогда не назовет своей и не приведет в дом. Обратил внимание только из любопытства, как оно бывает там - по другую сторону Инструкции и военных порядков. А потом Наилий обернулся.
Полуденное светило пробежало лучами по плечам, тронуло улыбку и осталось в глазах. Синие и глубокие, они больше не казались ледяными. Куна несмело шагнула, протягивая руку, и сказала:
- Ваше Превосходство.
- Дарисса.
И снова ладони, холодные от осенней погоды, поцелуй вежливости и сдержанный кивок в катер мимо стоящих рядом пилота и водителя
- Все готово, летим?
- Да.
Казалось, что сплетни теперь пойдут и по казармам, столовым, госпиталям, штабам. Очередная. Ни имени, ни лица не запомнить. Пусть так, ей достаточно, чтобы помнил он.
До четвертого сектора летела, крепко пристегнутая к сидению в катере, и даже в окно стеснялась посмотреть. Никогда не уходила дальше Равэнны, рабочего квартала и диспетчерской. А здесь словно лист оторвалась от ветки, и ураган тянул за собой в другой мир. Туда, где моргали красные индикаторы, крича об опасности, и успокаивали зеленые, что все системы работают в штатном режиме. Вторых было больше, чем первых. Хорошо, значит, все обойдется. Куна зажмурившись, слушала, как шумел разогретый воздух где-то под днищем катера и тихо разговаривал по гарнитуре генерал. Снова дарлибы, гнароши и легарцы. Бесконечные переговоры и политические тонкости, настолько монотонные, что умиротворение накатывало сонливостью, а полет вдруг взял и закончился.
- В Амальфи сейчас жарче, чем в Равэнне, - сказал Наилий, и Куна не сразу поняла, что к ней обратился, - юг светило прогревает щедрее севера. Можете оставить плащ здесь.
Куна кивнула и, освободившись от ремней, поднялась на ноги. Плащ сняла быстро, но растерялась, куда положить. Откидное сидение вернулось наверх.
- Ваше Превосходство...
- Наилий, - поправил он, не сводя взгляда с трудов Аврелии так, будто никогда прежде не видел нарядных женщин, - зовите меня по имени, пожалуйста.
- И вы меня тоже.
От смущения пылали щеки, взгляд будто прилип к злосчастному сидению, а генерал аккуратно забрал плащ.