- Хорошо, Куна.
Опомнилась она только на крыльце театра. Большого и старого как сам Амальфи. Колонны держали украшенный лепниной портик, а кремовый облицовочный мрамор подсвечивался прожекторами. Прозрачные южные сумерки пахли поздними цветами, дамы в легких платьях, укутанные палантинами, не спеша поднимались по ступеням под руку с кавалерами. Наилий тоже положил её ладонь на сгиб локтя и шепнул над ухом.
- Я здесь в гостях, генерал четвертой армии любезно уступил ложу, но я не хочу привлекать к себе лишнее внимание. Поспешим и останемся незамеченными.
Куна вспыхнула, вспомнив, как в трансляции каждого спектакля медийщики показывали ту самую ложу. Зал вставал поприветствовать генерала, а он подходил к борту под луч прожектора вместе со спутницей. Будь они сейчас в Равэнне, Аврелия бы увидела, как старшая сестра отблагодарила её за помощь.
- Ты дрожишь. Холодно? - насторожился Наилий. - Может быть, зря оставили плащ в катере?
- Нет, погода чудесная.
Куна уловила перемену с «вы» на «ты» и отважилась ответить так же.
- Пойдем, раз надо спешить.
К туфлям на каблуках никак не привыкнуть, и кажется, походка изменилась, но все ступени узких каскадов лестниц до бельэтажа Куна преодолела мужественно, редко улыбаясь в ответ на замечания генерала, что давно бы появился лифт, не запрети реставраторы портить исторический облик здания и что, наверное, это правильно. Балет тяжело представлять даже на экране телевизионной панели, не говоря о современных концертных комплексах, атмосфера не та. А здесь даже занавес ложи старше Его Превосходства как минимум втрое.
Наилий отодвинул тяжелые волны вишневого бархата и пропустил Куну первой в полумрак генеральской ложи. Такой огромной, что здесь легко бы поместились тридцать зрителей, а стояли всего два дивана. Полукруглый борт, обитый тем же бархатом, почти упирался в колени, а с верхнего края высокой арки свисали золотые кисти бахромы.
Вместо пыли и старости тонко пахло чем-то химическим, а из оркестровой ямы звучал нестройный шум. Неужели настоящие инструменты? Куна видела их только на иллюстрациях в учебниках и теперь, прилипнув к борту, силилась разглядеть вдалеке изгибы скрипок и длинные росчерки струн.
- Ты можешь сесть, - негромко сказал за спиной Наилий, - отсюда тоже неплохо видно, но если нужно, у меня с собой бинокль.
Куна обернулась к расположившемуся на диване генералу. Темнота должна была прятать его от взглядов, но все портил белый китель. Интересно, есть ли у кого-нибудь в зрительном зале бинокли? Может быть, но вряд ли такие, что вытащил из кармана форменных брюк Наилий. Настоящий раритет. Никакой электроники, жидкокристаллических экранов и кнопок автоматической регулировки. Два объектива в белом корпусе с позолоченными вставками и центральный барабан фокусировки.
- Музейный? - улыбнулась Куна, устраиваясь рядом с генералом на диване.
- Почти. Одолжил в спец.хране, не спрашивая как он туда попал. Держи.
Тяжелый, хоть и маленький совсем. Куна навела его на оркестровую яму и долго крутила барабан, но поймать фокус не удавалось. Уже дважды вышла в крайнее положение и разочарованно вздохнула. Сломаться не мог, просто у неё руки не из того места растут.
- Ты быстро крутишь, вот и не фокусируется.
Генерал придвинулся ближе, коснувшись бедром и пока Куна старалась не краснеть и не выдумывать лишнего, взял её руки в свои. Да, фактически обнял, оставив перед глазами бинокль и медленно покручивая барабан.
- Где-то в середине, а теперь назад или вперед с коротким шагом...
Куна замерла, чувствуя объятия поразительно остро. Прохладную ткань кителя, легкие касания пальцев и аромат апельсинов. Военные редко заходили в их квартал, принося с собой вонь бензина от машин, запах гари на комбинезонах и резкий дух машинного масла. А Наилий пах свежестью и апельсинами.
Картинка перед глазами обрела четкость, и Куна чуть не пропустила момент.
- Нашла, спасибо.
Несколько мгновений прошло, а голова кружилась так, будто Куна вечность сидела, затаив дыхание. Теперь могла держать бинокль сама, генерал откинулся на диван, но руку с плеча далеко не убрал, оставил на спинке. Свет погас, музыканты затихли и через мгновение в пятне света на сцену вышел дирижёр и зал взорвался аплодисментами.
Церемонно поклонившись, мужчина повернулся к оркестру и взмахнул палочкой.
Музыка не грянула сотней децибел усиленного звука, она неспешно разгоралась в ярко освещенной оркестровой яме от каждого взмаха смычка, блестела медью духовых и перекатывалась по клавишам рояля. Возвышенная и нежная мелодия отзывалась дрожью в животе и покалывала на кончиках пальцев. Вступление удалось и неважно как оно правильно называлось, альт играл или виолончель, обладала ли Куна достаточным музыкальным слухом - чтобы чувствовать красоту и гармонию достаточно ощущения тихого восторга.
Занавес поднялся, весь свет хлынул на сцену, а в оркестровой яме в полумраке зажглись над нотами светильники. На огромном заднике к нарисованному небу поднимались горы, а у их подножий росли виноградники. Зал приветствовал танцоров еще одной овацией. Дариссы в платьях из летящего шифона закружились в танце. Легкие, гибкие, словно невесомые они парили над сценой, едва касаясь пола и собирали спелый виноград в глубокие корзины. Снова горы, пусть даже ненастоящие. Скучал генерал. Шесть лет жил на равнине и до сих пор скучал.
- Красиво очень, - выдохнула Куна, - это история о сборе винограда?
В полумраке ложи улыбка Наилия мелькнула и погасла.
- Ты сюжет не знаешь, моя вина. Попробую кратко. Среди девушек, собирающих виноград, танцует Пальмира. Она влюблена в юношу из деревни, но не знает, что на самом деле Кастул полковник и прячется здесь от заговорщиков. И вроде бы все у них прекрасно, но лесник Юлиан решает силой увезти Пальмиру из дома матери и назвать своей.
У Куны щеки розовели. Никогда бы не подумала, что генерал станет рассказывать о любви, не ерничая, не упрощая и не рисуясь как другие, что выше женской чепухи о чувствах.
- Пальмира отказывает Юлиану, - продолжал Наилий, смотря на Куну, а не на сцену, - она верит, что её счастье с Кастулом. Да и мать против отъезда, у дочери больной сердце, ей полезен горный воздух. Тогда соперник решает разоблачить офицера. Пока Кастул наслаждается прогулкой с возлюбленной, Юлиан в его доме находит оружие и форму с погонами полковника, а еще фотокарточки его женщины и трех детей. Лесник приносит доказательства Пальмире и Кастулу приходится все подтвердить. Обманул, зря обещал, что останется с любимой навсегда. Заговорщиков найдут, и полковник вернется домой, а Пальмира от горя и тоски умрет. Сердце не выдержит.
Куна поджала губы и смотрела на сцену уже с другим настроением. Виделось в красивом танце сборщиц винограда предчувствие беды, но музыка играла радость. Еще рано, еще не сорваны маски и не разбиты надежды, а Пальмира юна, свежа и счастлива. Может быть в этом суть? Наслаждаться каждым мгновением, не думая о грядущем? Кастул уедет и Наилий тоже. А потом не вспомнят не тот, не другой, закрутившись в приказах и командировках. Ничего с этим не сделать, так зачем заранее запираться в доме и ждать дождь, если светило еще не ушло за тучи?
- Куна, - позвал генерал, осторожно касаясь плеча, - ты расстроена финалом?
- Нет, спасибо, что рассказал, я теперь лучше понимаю.
А на языке даже от улыбки привкус горечи.
Глава 14 - Пальмира и Кастул
Танцоры срывали аплодисменты за каждый акробатический элемент, Куна восхищенно замирала, а генерал только сдержанно улыбался. При всем своем мастерстве гражданские не выдержали бы и одной вдумчивой тренировки у мастера. Растяжка средняя, баланс хромает, мелкие переступы в правильное положение перед элементом тянут на взыскание. За женщинами приятнее наблюдать, а мужчины слишком неуклюжи и тяжеловесны.
Спину тянуло от ранения и самому хотелось ерзать, устраиваясь удобнее. Угораздило напороться на тот штырь перед отлетом. Не так опасно, как обидно. Еще и уснуть умудрился в десантной капсуле, а очнулся в реанимации, увешанный мишурой капельниц и датчиков приборов. Целый консилиум рядом с паникой в глазах. Не дождались медики самой нелепой генеральской смерти в секторе. Ругались только громко, когда вырвал трубки капельниц и потребовал одежду. Бездна бы забрала Назо с его повышением квалификации! Просиживает комбинезон в Медицинской Академии вместо того, чтобы лечить. На весь легион один толковый хирург и тот бывший либрарий бывшего генерала.