ной, чувствующий первичную боль сам поймет все и без посторонней помощи. Слишком многие из нас, профессионалов, слишком сильно верили в свою правоту, в пригодность наших теорий, и, исходя из этого накидывали на больного слишком тесную узду. Я не хочу этим сказать, что теория не важна; мы день за днем воспроизводим у больных первичные состояния, руководствуясь стройной теорией. Но теория должна вытекать из наблюдения, а не наоборот.
Я предвижу возможность настоящего прорыва в лечении психологических расстройств в самое ближайшее время. На основании относительно краткого опыта работы в первичной психотерапии я не вижу причин, по которым мы должны продолжать жить в эпоху тревожности и страха.
Поскольку нам нужна помощь и сотрудничество с профессиональными психиатрами, я должен особо оговориться: надо остерегаться тенденции включать первичную теорию в теории, которыми за многие прошедшие годы овладели поколения психотерапевтов. Привлечение старой терминологии для объяснения первичных состояний, уподобление их причин тому, что было сказано десятки лет назад, означает невротическую борьбу за придание старого смысла совершенно новому явлению. Несмотря на то, что первичная теория имеет сходство со многими другими подходами, я бы просил исследовать ее в ее же собственных терминах, чтобы разобраться, что она собой представляет с научной точки зрения.
Ясно, что я верю в существование истины — то есть, в существование реальности. Предсказуемость и воспроизводимость методов вызывания первичных состояний приводит меня к убеждению в том, что принцип первичной боли может стать главной истиной, каковая управляет всем поведением человека. По всем данным, существует набор законов, управляющих человеческим поведением, в частности, и невротическими процессами, которые в каждом своем фрагменте также точны, как законы физики. Как в физической науке не существует многочисленных объяснений гравитации, так и не должно быть миллиона подходов к попытке объяснить суть невроза. Я не могу понять, как может существовать какое‑либо множество психологических теорий, каждая из которых равно ценна и вносит
что‑то важное и истинное в понимание невроза. Если верна одна теория — а я считаю, что идеи первичной теории верны — то другие подходы не верны. Если я скажу, что невроз — это символическое разыгрывание закрытых чувств и что мы можем устранить невроз, вскрыв чувства, и если вы раскрываем чувства и уверенно и предсказуемо устраняем невротическое лицедейство, то, тем самым, мы подтверждаем правоту нашей гипотезы. Думаю, что причина того, что нам приходится мириться с великим множеством теоретических воззрений на психологию, кроется в том, что у нас нет предсказательных теорий.
Отсутствие бесконечного количества способов объяснения человеческого поведения может вызвать неприятие у многих. Либеральная традиция заставляет верить в то, что у всякой проблемы может быть множество граней, и что никто не может быть единоличным обладателем истины в последней инстанции. Такие люди почему‑то не подвергают сомнению физические законы, управляющие природой электричества, которое освещает и обогревает их дома, но они же думают, что организм человека слишком сложен, чтобы подчиняться научным законам. Принять правильный ответ — значит, прекратить блуждать в поисках истины. Но мы гораздо комфортнее чувствуем себя в борьбе.
Некоторые из нас предпочитают вечно жить в утопической стране невроза, где ничто не может быть абсолютной истиной, и именно ее отсутствие может увести нас от других личностных истин, которые могут оказаться весьма болезненными. Невротик сделал ставку на отрицание истины, и именно с этим нам приходится сталкиваться, когда мы утверждаем, что отыскали истину. Отыскать истину — это значит обрести свободу. Это значит, кроме того, устранить невротический выбор, каковой, по сути своей, является рационализированной анархией. Невротик, который желает видеть все стороны, часто не может поверить, что способен добраться непосредственно до того, что является правдой — не моей, а его собственной. Ему для этого надо совершить путешествие всего лишь внутрь себя, а это гораздо ближе, чем Индия.