– Это я и так знаю. – Флетч поправил пояс.
– Считается одним из лучших криминальных адвокатов страны.
– Важная подробность. Неудивительно, что человек со столь широкими связями в преступном мире умирает на автостоянке, получив пулю в лоб.
– Наоборот, удивительно, – возразил Олстон. – Он-то, похоже, мог не опасаться преступников. По моему разумению, все окрестные злодеи носили его на руках.
– Кофе. Пиво с вишенкой. – Официант поставил чашечку перед Флетчем и высокий стакан, наполненный пивом, с вишенкой на дне перед Олстоном.
Флетч уставился на стакан.
– Он действительно положил в пиво вишенку.
– Я о том и просил.
– И ты собираешься ее съесть?
– Вижу, ты положил глаз на мою вишенку.
– Извини.
– Допустим, это заказное убийство. За голову Хайбека назначили вознаграждение. Но кто согласится убить его, если он успешно защищал всех мало-мальски известных убийц?
– Слушай, работа есть работа.
– Насколько я знаю, профессиональные убийцы не любят иметь дело со знакомыми, пусть и не питают к ним теплых чувств. Они боятся, что полиция выйдет на них, проверяя связи покойного.
– Мог же кто-то обидеться на Хайбека. Решить, что тот защищал его неудачно, вследствие чего ему и накрутили срок. К примеру, я бы поискал бывшего клиента Хайбека, который только что вышел из тюрьмы. А в камере сидел, копя злобу на Хайбека.
– Сомневаюсь, что найдется такой человек.
– Должен найтись. Не мог же Хайбек выигрывать все процессы.
– Так или иначе, победа всегда оставалась за ним. Как-то раз мистер Харрисон, другой наш старший партнер, сказал мне буквально следующее: «Вы можете совершить массовое убийство на глазах многочисленных свидетелей, в том числе полицейских, но мы гарантируем, что в тюрьму вы за это не попадете. Полиция или окружной прокурор допустят какую-нибудь техническую ошибку, то ли при аресте, то ли при представлении доказательств».
– Он так и сказал?
– Так и сказал.
– Какой ужас.
Олстон пожал плечами.
– У среднестатистического полицейского курс юридической подготовки составляет шесть недель. Среднестатистический криминальный адвокат учится больше шести лет, включая стажировку в юридической фирме. А окружные прокуратуры недоукомплектованы и загружены сверх всякой меры.
– Так как же людям удается попасть в тюрьму?
– Они не нанимают «Хайбек, Харрисон и Хаулер».
– Олстон, Хайбек не мог выиграть в суде абсолютно все процессы, в которых участвовал.
– Если не все, то девяносто девять из ста, готов с тобой поспорить. А те клиенты, которые сели-таки за решетку, получили минимальные сроки. Как тебе известно, подсудимый может признать себя виновным, выторговав при этом весьма выгодные условия, – Олстон отпил пива. – Но я посмотрю.
– Хайбек был богат?
– Очень богат. Его не волновало, где взять денег на очередной «мерседес».
– Достаточно богат, чтобы пожертвовать музею пять миллионов долларов?
– Разве есть такие богачи?
– Потому-то этим утром я и узнал о его существовании. Он приехал на встречу с издателем «Ньюс трибюн», Джоном Уинтерсом. Хайбек намеревался объявить, что он и его жена жертвуют музею пять миллионов долларов, но хотел, чтобы эта информация была подана тактично, не привлекая излишнего внимания к его личной жизни.
– Разумеется, он не был самым популярным адвокатом в здешних краях, но рекламы никогда не чурался.
– Подозреваю, раньше он никому не жертвовал пять миллионов.
– Огромные деньги. – Олстон жевал вымоченную в пиве вишенку.
– Что происходит, когда кто-то жертвует пять миллионов?
– Его приглашают на ленч. По меньшей мере.
– Нет, серьезно.
– Его зачисляют в филантропы. Представляют добрым, щедрым дядюшкой, радеющим о всех и каждом.
– Таким ты представляешь себе Дональда Хайбека?
– Нет. Как я уже тебе говорил, мы встречались лишь однажды. Но доброты и щедрости я в нем не заметил.
– Он – партнер юридической фирмы, которая уберегает убийц от тюрьмы и посылает взломщиков на новые кражи.
– В этой стране, Флетч, каждый гражданин имеет право на защиту.
– Перестань, Олстон. Не все же юридические фирмы работают так же, как «Хайбек, Харрисон и Хаулер».
– Не все. Но многие.
– Мог ли Хайбек заработать столько денег, будучи всего лишь адвокатом?
– О, да. За всю жизнь. Столько, и еще больше.
– Намного больше?
– Точно не скажу.
– Почему он решил пожертвовать пять миллионов?
– Наверное, не смог найти им иного применения. Когда тебе за шестьдесят...
Флетч скорчил гримасу.
– Думаю, у него были дети, которые уже выросли. Внуки. Дама, выдававшая себя за миссис Хайбек, у которой утром я брал интервью, упоминала детей и внуков. Садовник в доме Хайбеков сказал, что настоящая миссис Хайбек – молодая женщина. Какая-то неувязка.
– Чувство вины. Может, Хайбек пытался таким образом искупить тот вред, что нанесли обществу его действия.
– Если исходить из твоих слов, он только и делал, что отмывал вину других. Профессионально.
– Да, но он старел, начал задумываться о вечном.
– С молодой женой? Непохоже. И дом его не такой, как у тех, кто может пожертвовать пять миллионов долларов. Я хочу сказать, если у тебя есть сто миллионов, оторвать от себя пять – сущий пустяк. Ничего не изменится, ритм жизни не нарушится. Но отдавать пять миллионов, если всего их шесть, при молодой жене, внуках...
– Кто из вас, господа, хотел бы оплатить счет? – прервал рассуждения Флетча официант.
– Он, – Олстон указал на Флетча.
– Нет, – покачал головой Флетч. – Отдайте счет ему.
– Ты же пригласил меня на ленч, – напомнил Олстон.
– Потому что ты попросил меня об этом.
– Может, счет оплатить мне? – вмешался официант. – Все-таки я удостоился чести обслужить вас.
– Дельная мысль, – кивнул Флетч.
– Да уж, тогда нас обслужат на все сто процентов, – поддакнул Олстон. – Официант сделает все, что только в его силах.
– Похоже, раньше такое не приходило вам в голову, – заметил официант.
– А как же чаевые? – задал Флетч риторический вопрос. – Тут возникает нравственная дилемма. Можно самому заплатить за собственную работу, но как давать себе чаевые?
– О-о-о, – официант оглядел стоящие прямо на улице столики. – Как хорошо работать в ресторане, куда ходят взрослые. Ресторане с четырьмя стенами.
Олстон повернулся к Флетчу.
– Я заплачу по счету, если ты ответишь мне на один вопрос.
– Хоть на десять.
Олстон расплатился, проводил официанта взглядом.
– Ты только посмотри, за ленчем мы поговорили о филантропии, убийстве, юрисдикции, но все одно, официант отнесся к нам без малейшего уважения.
– Никто не уважает молодых, – тяжело вздохнул Флетч. – Ни главные редакторы, ни криминальные репортеры, ни редакторы отделов светской хроники, ни работники винных магазинов...
– Ты забыл про невест.
– Ни невесты.
– Добавь к перечисленному и официантов.
– Теперь, раз ты заплатил по счету, позволь задать тебе вопрос.
– Я заплатил, чтобы задать вопрос тебе.
– Ты будешь моим шафером?
– Когда?
– В субботу утром. Как только проснешься.
– Ты купил этот костюм к свадьбе?
– Не нравится?
– Серый цвет тебе не идет.
– Барбара говорила, что на церемонию бракосочетания мы должны прийти голышом.
– В чем мать родила?
Флетч кивнул.
– По ее мнению, этим мы честно признаем, что женитьба есть соединение двух тел, мужского и женского.
– Ты уверен, что хочешь жениться на Барбаре?
– Нет.
– Впрочем, даже голым ты выглядишь лучше, чем в этом костюме.
– Так ты будешь моим шафером?
– Мой вопрос таков: где ты взял этот костюм? Я не хочу даже заходить в магазин, в котором тебе его продали.