Ох, как Лизаньке хотелось так же легко по бревну пройтись! Подошла к краю оврага, глянула: глубоко, боязно! Стёпка её на руки подхватил – и по бревну. Лизанька зажмурилась, то ли от страха, то ли от удовольствия. Даже голова закружилась.
Стёпка за Женькой вернулся, а та – ни в какую. В берёзку вцепилась, глаза перепуганные, нет и нет, и сама не пойду, и с тобой боюсь, уронишь. Стёпка и так, и эдак – нет, боюсь и всё тут. Стёпка уже и котомки на другую сторону перенёс, а Женька всё упирается. Стёпка даже терпение потерял:
– Если согласишься, чтобы перенёс тебя, женюсь на тебе!
Думал, смутится она или обрадуется, но такого не ожидал.
– Нужен ты мне очень! – завопила Женька. – Тоже мне жених нашёлся! Да если б я папеньку так не любила ни в жисть бы с тобой в лес не пошла отстань ты от меня со своим бревном лучше я домой вернусь!
Стёпка её домой с радостью отправил бы, да побоялся: ушли уже далеко, а вдруг с ней что случится, тогда ему дорога – прямиком на каторгу – хозяйскую дочку не уберег. Поразмыслил немного: домой не отправишь, по бревну не перенесёшь – придётся в обход топать.
Махнул рукой Маше с Лизанькой:
– Отдыхайте пока! – дернул Женьку за руку:
– Пошли, трусиха! – и зашагал вдоль оврага.
Женька следом, еле поспевает за ним.
Идти долго пришлось, да не по тропинке, а через кусты колючие, ух, Стёпка Женьке всё высказал, что он о таких, как она, думает, трусливых да упрямых. Женька тоже не терялась, находила, что ответить, так что пока они до того места дошли, где их Маша с Лизанькой поджидали, переругались совсем. Подошли злые, возбуждённые, поцарапанные, Стёпка – в разодранной рубахе – порвал, пока сквозь колючки лезли. Маша одарила их ласковой улыбкой, головой покачала. Лизанька нахмурилась: до чего Женька парня довела, сам на себя не похож, даже и не взглянул на неё, Лизаньку, а ведь на руках нёс...
Маша с Лизанькой отдохнули, шли легко и бодро, Стёпка тоже быстро шел, первым, не оглядываясь, всё ещё на Женьку сердитый, а Женька – устала, запыхалась, да ещё ногу ушибла, чуть не плакала от досады. Маша тихо сказала Степану: мол, неплохо бы остановиться, отдохнуть, у Жени сил нет идти.
– А ну её к чёрту, – огрызнулся Стёпка.
Лизанька, услышав Стёпкино высказывание, в душе возликовала: «Так-то, Женечка!» Маша взглянула на Стёпку укоризненно, но промолчала. На него вроде Машин взгляд подействовал, на ближайшей полянке буркнул:
– Ладно, передохнём немного.
Женька так и повалилась на траву. А Степан рубаху стянул и Женьке протягивает:
– На, зашей.
Женька недоуменно взглянула на него:
– Я не умею.
– А ты попробуй, – посоветовал Стёпка.
– Да у меня и нитки с иголкой нет.
Маша подошла, взяла рубаху:
– Давай, Стёпа, я зашью.
Всё у Маши было припасено: и иголка, и нитка. Рубаху зашила – будто новая. Уж Стёпка хвалил: и работу Машину, и саму Машу. Всё Женьке в пример её ставил. Погляди, какая у тебя сестра умелица, как рубаху зашила, и быстро, и аккуратно – шва не видать, а ты – неумёха, из-за тебя ведь рубаху изорвал, ты и зашивать должна.
Женька огрызалась: ничего я тебе не должна, я тебе рубаху не рвала, сам порвал, сам и зашивай.
А Стёпка опять своё: ай да Маша, ай да молодчина, руки золотые, не рубаха – загляденье.
– А Лизанька у нас тоже мастерица, – справедливости ради вставила Маша. Уж больно Степка её расхваливал. Чересчур даже.
Лизанька, услышав Машино замечание, зарделась и благодарно взглянула на свою любимицу.
– Вот, – обрадовался Стёпка. – Все умеют, а ты...
– Чего ты ко мне прицепился, – злилась Женька.
С таким настроением и двинулись дальше. Впереди – взвинченный перепалкой Степан, не чуя ни земли под ногами, ни веса тяжёлой котомки, за ним Маша – шла спокойно и уверенно, улыбаясь, излучая доброту, котомку свою несла легко, словно невесомую. Следом – Лизанька, старалась идти так же, как Маша – уверенно и спокойно, светясь добротой. Но идти спокойно и уверенно – это у неё получалось довольно неплохо, а вот с добрым сиянием ничего не выходило – Лизанька была, во-первых, радостно возбуждена – нравилась ей папенькина затея, и прогулка по лесу, и робкая надежда теплилась, что Степан её выберет – на руках ведь нёс, по бревну, через овраг! – во-вторых: «Так ей и надо, этой Женьке!» – в глубине души копошилось тайное злорадство, и Лизанька ничего не могла с ним поделать. Не любила она Женьку.