Ее отвращение к нему росло. На этот раз она едва-едва кивнула в ответ на его признание. Теперь она только ждала удобного случая, чтобы оставить его.
Внезапно глаза Гордона наполнились слезами.
- Эдит, - сказал он, повернувшись к ней и огромным усилием воли беря себя в руки. - Я не могу вам сказать, как много это значит для меня сознавать, что есть еще на свете человек, которому я не безразличен.
Он потянулся к ней и тихонько коснулся ее руки, но она инстинктивно отдернула руку.
- Я страшно благодарен вам, - продолжал он.
- Конечно, - медленно проговорила она, глядя ему прямо в глаза, всегда приятно встретить старого Друга... но я огорчена, что нашла вас в таком состоянии, Гордон.
Наступило молчание, их взгляды встретились, и огонь, вспыхнувший было в глазах Гордона, потух. Эдит поднялась и стояла, глядя на него сверху вниз, лицо ее было бесстрастно.
- Пойдем танцевать? - холодно предложила она.
"Любовь - хрупкая вещь", - думала Эдит. Но, быть может, что-то сохраняется? Слова, которые дрожали, на губах и остались непроизнесенными. Новые любовные слова, впервые зародившаяся нежность... Они сохраняются, эти сокровища, - для нового возлюбленного.
5
Питер Химмель, доставивший на бал прелестную Эдит, не привык получать отпор, и, когда Эдит осадила его, он был оскорблен, пристыжен и сбит с толку. Месяца два кряду Питер обменивался с этой девушкой срочными письмами, а так как единственный смысл такой переписки заключался, по его мнению, в том, чтобы поддерживать некие сентиментально-романтические, отношения, то он уже не сомневался в успехе. И вот теперь он ломал себе голову, пытаясь разгадать, почему Эдит ни с того ни с сего придала значение такому пустяку, как поцелуй.
Когда молодой человек с усиками оттеснил его от Эдит, Питер вышел в вестибюль и начал складывать в уме ядовито-уничтожающую фразу. Претерпев многочисленные сокращения, она звучала примерно так:
"Ну, знаете ли, когда девушка сначала подзадоривает мужчину, а затем щелкает его по носу, тогда она... ну, словом, пусть пеняет на себя, потому что я сейчас пойду и напьюсь".
После этого он прошел через зал, где был накрыт ужин, в соседнюю комнату, которую приметил еще раньше. Там на столе, в приятном окружении бутылок, стояло несколько ваз с крюшоном, и он подсел к столу.
После двух больших стаканов виски с содовой скука, раздражение, однообразие уныло бегущих часов и минут и непонятная запутанность событий - все отступило куда-то на задний план и окуталось мерцающей, золотистой паутиной. Все явления упорядочились и умиротворенно стали на свое место. Все дневные тревоги выстроились в шеренгу, сделали по его команде "налево кругом марш" и исчезли. И когда растаяли тревоги, все приобрело какой-то отвлеченный, символический смысл. Эдит была уже не Эдит, а некая пустая, ветреная девчонка, над которой можно посмеяться, но никак не жалеть о ней. Она стала персонажем, созданным его воображением, который точно, как в раму, входил в этот новый, возникающий вокруг него, упростившийся мир. Да и сам он до некоторой степени стал символической фигурой - этаким воплощением столичного кутилы, бездумного мечтателя, блистательно прожигающего жизнь.
Затем это отрешенное настроение сменилось другим, и, когда он покончил с третьим стаканом, образы, созданные его воображением, растаяли в теплом, сияющем тумане, и ему стало казаться, что он плывет куда-то, лежа на спине. Он пребывал в этом приятном состоянии, когда заметил, что кто-то приотворил обитую зеленым сукном вращающуюся дверь и чьи-то глаза внимательно наблюдают за ним в щелку.
Питер безмятежно хмыкнул.
Зеленая дверь затворилась... Затем приотворилась снова - совсем чуть-чуть на этот раз.
- Ой, боюсь, - сказал Питер.
Дверь не изменила своего положения, и вскоре до него донесся напряженный прерывистый шепот:
- Какой-то парень...
- Что он делает?
- Сидит, смотрит.
- Хоть бы он убрался поскорей. Нам надо раздобыть еще бутылочку.
Питер прислушивался, пока эти слова не проникли мало-помалу в его сознание.
"А это, между прочим, интересно", - подумал он.
Он был заинтригован. Он ликовал. Он чувствовал, что наткнулся на какую-то тайну. С нарочито небрежным видом он поднялся со стула, обошел вокруг стола, затем сделал неожиданный поворот и дернул на себя зеленую дверь, из-за которой в комнату ввалился рядовой Роуз.
- Мое почтение, - сказал Питер.
Рядовой Роуз выставил одну ногу немного вперед, приготовившись не то к схватке, не то к бегству, а быть может, и к переговорам.
- Мое почтение, - вежливо повторил Питер.
- Здорово.
- Могу я предложить вам стакан вина?
Рядовой Роуз испытующе поглядел на Питера - не хочет ли тот поднять его на смех?
- Не откажусь, - сказал он после некоторого размышления.
Питер пододвинул стул.
- Присаживайтесь.
- Я тут с приятелем, - сказал Роуз. - Он там. - Роуз указал на зеленую дверь.
- В чем же дело, давайте его сюда.
Питер шагнул к двери, распахнул ее и пригласил к столу рядового Кэя, который имел весьма недоверчивый, неуверенный и виноватый вид. Подтащили к столу стулья, и все трое уселись поближе к вазе с крюшоном. Питер поставил перед каждым высокий бокал, открыл портсигар, предложил гостям папиросы. Все это было принято, хотя и с опаской.
- Ну, а теперь, - сказал Питер небрежно, - не могу ли я полюбопытствовать, почему вы, джентльмены, решили избрать местом своего отдыха это помещение, обставленное, насколько я мог заметить, главным образом швабрами? И почему в то время как человечество уже достигло той стадии прогресса, когда стулья фабрикуются в количестве семнадцати тысяч штук ежедневно, исключая воскресенья, вы... - Он сделал паузу. Роуз и Кэй смотрели на него, разинув рты. - Могу я предложить вам вопрос? - продолжал Питер. - Почему для своего отдохновения вы предпочли использовать предметы, предназначенные для переноса воды с одного места на другое?