Я промолчал, набрал полные легкие воздуха и задержал дыхание, чтобы успокоиться, потом медленно выдохнул. Так учил Валерий. Дважды проделав эту процедуру, я поспешил вслед за Абызовым в палатку, чтобы успокоить и его.
— Кашуба грубый человек, — проговорил я, прикрыв за собой полог, — не переживай.
— С чего ты взял, что я переживаю? Подумаешь — начальник! Шишка на ровном месте. — Валерий кивнул на сапог: — Помоги снять. Болит еще.
Когда с сапогами было покончено, он схватил меня за ремень, притянул к себе и доверительно зашептал:
— С Машенькой сегодня виделся.
— Да ну! — вырвался у меня возглас удивления.
— Тсс… — Он приложил к губам палец. — Я ее в полевой санпункт подвозил. Тут рядом. На тягаче. — Валерий откинулся головой на подушку и тоненько засмеялся. — Славненько прокатились.
У меня похолодело в груди, отяжелели руки, ноги. Поведение Валерия мне показалось странным и необъяснимым. Как он мог? Тягач ждали, а он… Это похуже самовольной отлучки! А как с Машенькой? Но может быть, так и должен поступать настоящий мужчина? Я стал спрашивать про форсунки, но Валерий, растягивая в зевке рот, махнул рукой:
— Пустое. Иди. Спать охота.
Я вылез из палатки и побрел к постовому грибку. Как же я должен теперь относиться к Валерию? Может быть, он все-таки чинил форсунку? А если не было никакой неисправности? Что у него было с Машенькой? И зачем он мне все это рассказал? Считает, что у меня не может быть своего мнения? Как же мне поступить?
Я поправил на плече автомат. Скорей бы уж смена. Но Кашуба на пост не торопился. Он легко вскочил на тягач, открыл капот и склонился над мотором. Видны были только его синие трусы.
— Эй, что ты там забыл? — крикнул я. — Нельзя без хозяина. Сломаешь еще что-нибудь. Тут кумекать надо.
— Не твоего ума дело, — высунул из-под капота голову Кашуба. — А уж в дизелях мы что-нибудь кумекаем. Как-никак до армии три года трактористом в совхозе вкалывал, прав только нет, утерял перед самой армией.
Я догадывался, что интересовало Кашубу, и настороженно поглядывал в его сторону. Вскоре он спрыгнул на землю и пошел мыть руки. Мне он ничего не сказал.
На смену Кашуба пришел в чистом кителе «ХБ», со свежим подворотничком и сияющей пряжкой ремня. На груди висели знаки отличника Советской Армии, специалиста I класса и спортсмена-разрядника.
— Что, пример заразителен? — Я демонстративно оглядел его с головы до ног. — А вот до Абызова не дотянул — складочек на брюках нет.
В душе я был все-таки доволен — Абызов произвел впечатление на старослужащего Кашубу, но больше всего меня тревожил вопрос: что там с форсункой? Спросить? Но Кашуба считает меня чуть ли не подпевалой Валерия.
— Тебе тоже не мешает почиститься, — не обращая внимания на насмешку, проговорил Кашуба. — Что ты такой зачуханный? Дневальный все же.
Ответить я не успел — зазвенел телефон, и Кашуба первым схватил трубку.
— Пожар усиливается на всех постах, — проговорил он встревоженным голосом, заслушав чей-то доклад.
— На всех?
— Доложил первый пост. С ним связь, но оттуда видно почти все. Как бы наших ребят, что сидят на мотопомпах, не отрезало. Видишь, ветер крепчает? Не нравится мне это.
Я всмотрелся в сторону леса. Верхушки деревьев уже раскачивались и шумели под напором ветра, и с каждой минутой порывы его усиливались. Можно было себе представить, что делается там, в лесу, у открытого огня. По спине невольно пробежали мурашки.
— Так что будем делать? — спросил я, стараясь казаться спокойным.
— А что делать, — Кашуба свел к переносице выгоревшие на солнце брови, — нести службу. Об усилении огня знают уже в штабе руководства.
— Сидеть сложа руки? — усмехнулся я.
— Тебе нужно дело? Принеси лопату и окапывай лагерь.
Смеется он, что ли, надо мной? И я стал доказывать, что бульдозером это можно сделать за час. Кашуба слушал, поковыривая спичкой в зубах, потом послал меня будить Абызова. «Пусть заводит тягач и окапывает лагерь!» — крикнул он мне вдогонку.
Едва Валерий открыл глаза, я рассказал ему про усиление огня и про то, что Кашуба копался в моторе.
— Что он понимает? — потягиваясь и зевая, сказал он.
— Понимает. Он три года до армии трактористом работал.
— Что? — встрепенулся Абызов, мигом сгоняя с себя сонливость. — Зачем ты ему разрешил? Он не имел права.
— Он и не спрашивал. Дежурный все-таки.
— «Дежурный»… Мямля ты! — обозлился Абызов, торопливо одеваясь.
— Так ты насчет форсунки, выходит, наврал? — спросил я.
— Чего прицепился? Да пусть он роется. Ищейка. Все равно ничего не найдет. И вообще это меня мало трогает.