«Вот всегда так, — ненавидя свою мягкотелость, подумал Сергей, — всем уступаю. За другими столиками сколько угодно свободных мест, а он отогнал меня от окна. Нет, не умею я постоять за себя. Так и на службе. Что бы ни потребовал «старичок» Коромыслов — все делаю: и пол за него в казарме не раз мыл, и автомат его чистил…» Он вспомнил тяжелый, напряженный взгляд Коромыслова и почувствовал под ложечкой холодок тревоги. «Привезешь бутылку», — опасливо оглянувшись, шепнул он на ухо Сергею перед самым его отъездом в отпуск и протянул десятку. Чижиков не хотел брать деньги, но Коромыслов силой запихнул их ему в карман кителя. Правда, Коромыслов предупредил, что все будет шито-крыто. Бутылку надо было опустить в старую сусличью нору под большим камнем неподалеку от вертолетной площадки, что расположилась в полкилометре от маленького степного гарнизона. Остальное, сказал Коромыслов, не твоего ума дело. Уже сегодня Чижикову предстояло с ним встретиться, а чемодан был пуст.
— Твоя фамилия Чижиков, — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил парень, и зрачки его глаз неподвижно замерли на Сергее.
Чижиков не смог скрыть растерянности, и парень раскатисто засмеялся:
— Все про тебя знаю. Недаром в армии в разведке служил. Держи пять. Павел.
Он протянул открытую ладонь и крепко сдавил пальцы Сергея, потом, наставив, как пистолет, на его сердце палец, продолжал:
— Ты — первогодок.
Сергей кивнул, подумав при этом, что об этом нетрудно догадаться. Форма на нем была новенькая, мундир еще не успел обмяться.
— Едешь из отпуска по семейным…
Удивлению Сергея не было предела. И это знает: Чижиков действительно возвращался из отпуска по семейным обстоятельствам. Дома в его родном городе тяжело заболела мать. Две недели назад в часть пришла тревожная телеграмма… Но откуда об этом мог знать Павел? А тот снова расхохотался с самым добродушным видом.
— Видишь, Чижик, все про тебя знаю.
Ух ты! Знает даже прозвище. Сергея так прозвали в армии с первых дней службы, конечно, из-за фамилии да еще из-за роста.
— А вот ты обо мне не знаешь, ну, абсолютно ничего.
Сергей охотно согласился, качнув головой.
— Так вот, тот вертолет, который подбросит тебя до «точки», занаряжен для меня. — Павел горделиво откинулся на спинку стула и ткнул себя пальцем в грудь. — Груз у меня ценный, но по просьбе старшего диспетчера я согласился подбросить и тебя.
Сергей снова мотнул головой. Это что же получается? Значит, он увидит охоту на волка? Да что там увидит — сам будет ее участником! Он был совершенно оглушен такой перспективой, однако все же решил уточнить.
— А охота на волка будет? — с замиранием сердца спросил он.
— Будет, — подтвердил Павел, не сводя с него глаз. — Только с тебя, служба, причитается. Гони провозные, да и за охоту… В чемоданишке бутылочка, поди, лежит? Как же без нее из отпуска. Друзья-товарищи наверняка наказывали.
Сергей отрицательно покачал головой и рассказал про свои затруднения с Коромысловым, который ждет бутылку.
— Да, твой Коромыслов не дурак, — задумчиво проговорил Павел, наклонился к Сергею и зашептал в самое ухо: — Сделаем так: когда все отойдут от стойки, жми к этой жабе, — он глазами указал на буфетчицу. — Спросишь две бутылки. — Видя сомнение на лице Сергея, он жарко заговорил: — У нее есть, есть! Не на прилавке, конечно. Мне она не даст, летчикам не даст, а тебе, Чижик… Слушай внимательно… Тебе даст. У нее сын в армии. Единственный… Я испаряюсь, а ты действуй.
И, подхватив со стола пляжную кепочку, Павел скрылся за дверью.
После ухода Павла на столе под недопитой бутылкой лимонада осталось несколько мятых трешек.
Кажется, ничего нет проще подойти к буфетной стойке, протянуть деньги и попросить две бутылки, но как Сергею не хотелось врать, изворачиваться, играть на материнских чувствах этой женщины. А потом командиры так душевно к нему отнеслись, без задержки предоставили отпуск, полдня названивали по телефону, вызывая вертолет, а он… Чем собирается им отплатить? Скорей бы уволился в запас Коромыслов! Он как гвоздь в сапоге — нет Сергею от него покоя. «Но разве дело в одном Коромыслове?» — думал Сергей. Всю жизнь он плыл по течению, делал, что говорят другие, ни разу не стал никому поперек дороги…
Ругая себя последними словами, Сергей тем не менее встал и нехотя подошел к буфетной стойке.
— Чего тебе, сынок? — участливо спросила буфетчица.
И никакая она не жаба, думал Сергей. Доброе, открытое лицо, как у его мамы.
Мама… Только вчера вечером он расстался с ней в городской больнице «Красный крест», и такими же жалостливыми, как у этой женщины, глазами смотрела она на него, провожая. Он у нее тоже единственный. Как она сейчас? Врачи заверили, что операция прошла успешно. Эх, побыть бы с ней хоть еще один день, но нельзя — служба… А везти в часть бутылку? Как же тут быть со службой?