Фрэнки отрывисто хохотнула.
— Естественно, я отказалась. Но он все просил и просил, и расстраивался все сильнее, а под конец почти плакал. А потом сработала пожарная сигнализация.
Девчонки переглянулись.
— Ясно.
— Чай хочешь? — тихо спросила Негин.
Я кивнула.
— Честно… Я знаю, что вчера вечером был полный треш, и повела я себя как…
— Ага, треш, — перебила Фрэнки. — Но ты ни при чем. — Она мягко мне улыбнулась. — Вся эта ситуация с Эбби просто ужасна, Фибс.
— Угу. Напоминает эффект домино, а я в самом центре. И уже практически тону в падающих костяшках. Последнее, что мне сейчас нужно, этот чертов бал. Если я куда и должна пойти, то не на танцы, а в психушку.
— Молока нет, — застонала Негин.
Мы спустились на улицу. Фрэнки даже не удосужилась сменить пижаму на нормальную одежду и все еще куталась в одеяло. Когда мы вошли в магазин, какие-то ребята посмотрели на нас и переглянулись. В напряженной тишине мы купили молока, а когда возвращались, заметили группу людей перед баром. Все пялились на доску объявлений. Мы замедлились, и мне потребовалась всего секунда, чтобы осмыслить увиденное.
Она висела в самом центре, пришпиленная поверх множества листков. Зернистая, черно-белая, но достаточно четкая. Фотография спящей девушки: голова чуть запрокинута, кудрявые волосы по всей подушке, рот широко открыт. Моя фотография.
Я наблюдал, как поезд Эбби уменьшается, пока не осталось лишь крошечное пятнышко на горизонте. Затем отыскал скамейку и просто сидел, безучастно глядя на табло и слушая тоскливый голос диспетчера, эхом отскакивающий от стен.
Было странно представлять, что завтра в это же время я поеду домой. Снова увижусь с мамой и папой. Встречу и Риса и остальных. Проведу рождественские каникулы, кратко и в социально приемлемой форме повествуя куче родственников о жизни студента-новичка. «Да, было круто. Утомительно, но очень круто». Так я, наверное, и скажу. Ну а как еще можно описать этот первый семестр? Как выразить смущение, свободу, неразбериху, веселье, ужас и общее безумие всего этого? Никак. Это можно только пережить.
Я встал и медленно побрел по платформе, почему-то прокручивая в голове слова Артура. Это было на прошлой неделе, часа в три ночи. Мы смотрели Нетфликс, а Артур начал рассказывать о какой-то философской книжке, которую читал. Так вот, ее автор (фамилия звучала как-то по-русски) выдвинул теорию, что человек — это не просто единое целое «Я», нет, на самом деле это миллиарды разрозненных крошечных «Я», и все тянутся в разные стороны, дабы получить желаемое.
В ту ночь я велел Артуру заткнуться, чтобы спокойно посмотреть третью часть «Железного человека». Но теперь, после Эбби и Маркуса, Фиби и Уилла и всего случившегося за семестр, теория этого философа внезапно обрела для меня смысл. И шагая по холодному вокзалу, я чувствовал себя не нормальным, цельным человеком, а роем глупых, смущенных, ревнивых крошечных «Я», запертых в одном теле.
Ну хотя бы с Эбби все наконец наладилось.
Или начало налаживаться, что тоже неплохо. Но с Фиби… Было неприятно видеть их с Уиллом прошлой ночью на лестнице. Очень неприятно. Я бесился от мысли, что они вместе, но действительно ли это изменило мои чувства к ней? Странно, но чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что единственное, на чем сходятся все мои «Я», — это тяга к Фиби.
И тут меня осенило. Может, еще не поздно для сюрприза.
Многое изменилось за последние двадцать четыре часа — в мою комнату вошла Эбби, из комнаты Фиби вышел Уилл, — но все это не имело значения. Я вдруг осознал, что всю неделю связывал сюрприз только с собой и Фиби, хотя на самом деле это чушь собачья. Он был намного важнее.
Я снова посмотрел на табло и замешкался на мгновение, размышляя, действительно ли идея хорошая. Морозный воздух и яркий солнечный свет настаивали, что нет, идея плохая.
И все же… Она казалась хорошей неделю назад, когда Эд рассказал мне о Джамиле. И каждый прошедший с тех пор день, когда я сидел в библиотеке с Фиби и думал о том, насколько это для нее важно.
Так что и сейчас идея осталась хорошей. Или же я должен сделать ее таковой.
Дверь была ярко-красная, с дверным молотком в форме верхней части тела орла.
И она дико не вязалась с палисадником, полным мертвых растений и черных мусорных мешков. Звонка я не нашла, так что подняла орла за крылья и постучала. Стук получился громким, уверенным — мне до такой уверенности было далеко. По ту сторону послышались шаги, и меня слегка затрясло от нервов.