— Хорошо, — кивнула единорожка и села. — Как ты научился гипнозу? Это ведь не та вещь, которую умеют все люди?
— Нет, не все, — я усмехнулся. — Ничего особенного. У меня, можно сказать, предрасположенность была, так что десяток книг, куча практики и пять визитов к гипнологу. И потом ещё одна куча практики.
— И зачем?
— В детстве мне приснился сон. В нем была добрая фея, сказавшая что совсем-совсем скоро, когда я вырасту большим и сильным, мне встретится бедная маленькая единорожка, лишившаяся своей магии из-за отсутствия веры в себя…
— Артур!
— Ну что сразу Артур? Я же сказал, что только «может быть» буду честно рассказывать, — улыбнулся я.
— Это секрет?
— Да нет… — я вздохнул. — Просто… ладно.
Спорная мотивация, которую никогда не понимали даже мои друзья. Точнее, как они думали, что понимали, но на деле видели только то, что ожидали увидеть, и стремились ляпнуть ярлык. Или «безответственный», «эгоист» и, в лучшем случае, снисходительное «анархист», или более приятные эпитеты, но в итоге их понимание идеи сводилось лишь к вседозволенности и безнаказанности. Ни то, ни другое верно не было, а отношение ко мне меняло, так что я со временем просто перестал об этом распространяться… ну, посмотрим, как отреагирует пони.
— Всё дело в свободе. Нельзя быть свободным, пока боишься смерти, боли, проблем… пока у тебя есть что-то, что у тебя можно отобрать и это сделает тебя несчастным. Я же с определённого момента хотел совершенной свободы. Возможности самому выбирать свои цепи и возможности сбросить их сразу в любой момент. Под «я» подразумевается только разум, а тело не более чем инструмент для жизни. Якорь, который принадлежит миру вещей и позволяет в нем оставаться, но это моя вещь, и только я решаю, как ею пользоваться. Захочу — буду лелеять, захочу — сломаю. В теории. На практике же тушка влияет на решения и суждения куда больше, чем хотелось бы. Заставляет бояться, мучает, если что-то не по ней. Ограничивает свободу. Унижает.
— Унижает? — удивилась единорожка.
— Хорошо проведённый болевой приём — и ты уже готов просить пощады. «Я» не хочу, но тушка настаивает на своём. Несколько болезненных ударов, превосходство в силе — и ты уже ощущаешь липкий страх перед противником. Ты можешь быть лучше и умнее его, ты можешь порвать его на тряпочки в какой-то другой сфере или просто подготовившись, но всё равно боишься! И чего?! Всего лишь повторения жалкого биоэлектрического шума, рождённого потревоженными рецепторами! Разве это не унизительно?! — я оскалился. — Да лучше сдохнуть, чем сдаться!
Беата отшатнулась, и я опомнился. Потряс головой, отгоняя подступающую ярость.
— Извини, — я выдохнул. — Сами мысли об этом заставляют кровь кипеть.
— Н-ничего.
— Я никогда больше не уступлю угрозам или силе, — почти спокойно произнёс я. — И не спущу ни одного унижения. Никому! Даже если вещь, в которой я обитаю, разорвут на куски.
Тишина. Единорожка смотрит на меня почти с ужасом.
— Это чудовищная точка зрения! — наконец, воскликнула она. — Как ты вообще можешь так думать?!
— Ну да, — охотно согласился я. — Дурной максимализм. Я был как раз в том возрасте, в котором от него страдают. Со всем пылом юности отдался великому делу изменения себя.
— Ты понимаешь, что это неправильно, но всё равно продолжаешь так думать? — удивилась она.
— Э, не-не-не, я не говорил что это «неправильно», я лишь согласился с тем, что это «чудовищная точка зрения», — покачал головой я. — Но каждому своё. Да, теперь я понимаю, почему я думаю так, как думаю, но это опыт, который сформировал меня такого, каким ты меня знаешь.
— И что за опыт такой? — она распахнула глаза. — Тебя ненавидели?
— Тоже нет, — я усмехнулся. — Во всем, что со мной случилось, я виноват сам. Ладно, начну почти с самого начала. На свой одиннадцатый день рождения я, воспользовавшись тем, что родители были заняты подготовкой к празднику по поводу рождения сестры, удрал с друзьями на стройку, к которой так-то мне было приближаться запрещено. Там мы на высоте третьего этажа катались на канате, перепрыгивая с одной площадки на другую. Я сорвался вниз. Открытые переломы ног, тяжёлая травма головы, позвоночник не задело лишь чудом. Ещё большее чудо в том, что я остался жив. Это настолько маловероятно, что я считаю, что тогда я умер в первый раз. Соседним зданием была подстанция скорой помощи, и двое врачей пошли гонять нас со стройки как раз тогда, когда я упал. Что тогда происходило я не знаю, но в медкарте было указано, что я провёл сорок секунд в состоянии клинической смерти. В больнице я лежал чуть меньше года.