Весь от своих покровов до основ.
До самых недр, до сердцевины нов он
Обновлены
От бездн и до вершин
И вкус его, и запах, и окраска.
Есть слухи, что при помощи машин
Проделана такая перетряска.
Но может быть,
И внешний вид людей
И все эти машины, аппараты
Не более чем просто результаты
Великого могущества идей?
Л! Пусть он длится,
Вековечный спор,
Но я лишь за одно могу ручаться,
Что этот мир, он нов до самых пор,
37
ЛЕДЯНАЯ ПЕЛЕНА
Я знаю,
Я знаю,
Я знаю.
Откуда берется она,
Июльская пыль ледяная,
Надоблачная пелена.
Не солнце ли светит чуть ярче,
Чем прежде в былые года!
И вот на экваторе жарче,
Течений теплее вода.
И в Арктику и в Антарктиду
Идут эти струи, теплы.
Я чувствую это по виду
Июльской надоблачной мглы.
Теплей! Но ведь в том-то и дело,
Что шлет исчезающий лед
Свои испаренья в пределы
Умеренных наших широт.
И царствуют в Средней Европе
Ознобы, холодная дрожь,
И шубам тесно в гардеробе,
И раньше гораздо, чем ждешь.
Метель начинается в Татрах,
И меркнет туристский костер.
39
...Безлюдие в летних театрах,
На пляжах тоскливый простор.
И глухо волнуется море
И берег за что-то корит,
Но блудно.
Как шапка на воре.
Небесное солнце горит.
40
ТОМЛЕНЬЕ
Томленье...
Оленье томленье по лани на чистой поляне;
Томленье деревьев, едва ли хотящих пойти на поленья;
Томленье звезды, отраженной в пруду,
В стоячую воду отдавшей космический хвостик пыланья;
Томленье монашки, уставшей ходить на моления против
желанья,
Томленье быков, не хотящих идти на закланье;
Томление рук, испытавших мученья оков;
Томленье бездейственных мускулов, годных к труду;
Томленье плода: я созрел, перезрел, упаду!
И я, утомлен от чужого томленья, иду,
От яда чужого томленья ищу исцеленья. Найду!
И атом томленья я все же предам расщепленью,
С чужим величайшим томленьем я счеты сведу навсегда.
Останется только мое,
Но уж это не ваша беда!
41
♦
Все выскажу.
Не следует откладывать
Слов в долгий ящик; там не сыщешь их.
И вообще не следует обкрадывать
Себя, а следовательно, и всех других.
Да и с какой же стати буду робче я
Машин грохочущих и певчих птиц —
История есть достоянье общее,
А не каких-нибудь отдельных лиц.
И то, что знаю, все я должен высказать.
Хотя задача эта не легка,
А я возьмусь. И на глядящих искоса
Взгляну при этом, нет, не свысока.
Но с высоты, не с этой, где звучания
Колоколов и славословий чад
И. будто бы фигуры умолчания.
Кариатиды всякие торчат,
А с высоты, которая антеннами
Щетинится над ржавой жестью крыш,
Над вечнг» разрушаемыми стенами.
Которые невольно сам творишь.
42
АБРАМЦЕВО
Мы,
Ольга,
Привезли вам
Всякой всячины,
Но погодите накрывать на стол.
За дачами
Среди листвы взлохмаченной
Я рукопись Аксакова нашел,
Автографы Тургенева и Гоголя,
Да мало ли чего там есть еще!
Ночами не у вашего порога ли
Славянофилы спорят горячо!
Но ты не грезишь ни славянофилами,
Ни западниками. Так пойдем же в лес!
Из древних зарослей ты посох выломи,
Чтоб Васнецов какой-нибудь воскрес
И проявились признаки нетленного
В зеленом тлене, привлекавшем здесь
Серова, Нестерова и Поленова!
Но ты не грезишь этим. И не грезь!
Ты слышишь: просит, чтоб ее пригубили,
Ключа животворящая струя!
Ценнейшими майоликамн Врубеля
Забито русло тихого ручья.
43
Сгущается, насыщенная звездами.
Луной и солнцем, рыжая бурда.
С обломками керамики несозданной
На дачу возвратишься ты, горда.
Они валяться будут там до осени:
Домой их не захватишь — тяжело,
Да и поставить негде. Но авось они
Здесь уцелеют. Лишь бы повезло!
Так и останется лежать на столике
Лун, звезд и солнца целая гора.
Ты, Ольга, разбираешься в майолике?
Ну, до свиданья!
Нам домой пора!
Под
Зеленый тополь я прилег,
И спросил я, наслаждаясь тенью:
— Что ты скажешь, тополь-тополек? —
И в отпет услышал шелестенье.