- Да, малость запозднился я... - согласился Савелий.
- Послушайте, а вы не тот ли самый пастух, которого покусали волки? - спросил фельдшер.
- Он самый, - нехотя подтвердил Савелий.
- Теперь понятно... - протянул фельдшер, хлопнул на прощание Савелия по плечу и соскользнул с розвальней.
Почти не прихрамывая, застоявшаяся кобыла без понукания хорошо шла трусцой по накатанной и очищенной ветрами от заносов дороге, корова, видимо надеясь на теплое стойло где-то впереди, легко и послушно поспевала за ней.
Савелий наконец дал волю своим чувствам. Обнял Расхвата, позволил ему лизнуть себя несколько раз в лицо и, гладя собаку, повторял: «Расхватик, выжил, дорогой? Небось и не понимаешь, что я жизнью тебе обязан: разорвал бы меня тот волчина, что руку прокусил, если б не ты... Ну, успокойся, успокойся». - Савелий надавил легонько на спину пса, что означало: «Лежи» - и взялся за вожжи.
Темнота уже скрыла позади спящие окраины райцентра...
И безмолвие, и мороз, и поземка - все это однообразие навевало успокоение.
Однако проехали еще, может быть, двадцать минут, а может, и час, даже больше... И в монотонное спокойствие мало-помалу вторгалось всевозрастающее тревожное уныние.
Савелий вовсе не торопил конягу, понимая, что самочувствие коровы и кобылы, которую неведомо кто назвал, как жеребца, - Буланкой, Буланым, теперь для него было всего важнее, и надо экономить их силы.
Но чем дальше и дальше оставался позади райцентр, тем вроде бы пустыннее и темнее делалось вокруг, словно кобыла вместе с коровой, собакой и Савелием углублялись в какую-то необжитую, страшноватую пустоту. И временами делалось чуточку жутко от окружавшей тишины, потому что монотонного завывания поземки и легкого поскрипывания снега под копытами коровы и лошади Савелий уже не слышал теперь, с головой уйдя в лохматый воротник тулупа.
Мельком проскользнула мысль: «В такой глухомани еще хорошо, Расхват рядом...»
Взбадривая самого себя, Савелий глубоко вздохнул в воротник и шевельнул кнутом.
- Шагай ходчее, Буланка...
А Расхват сразу навострил уши и даже приподнял морду, готовый тут же вскочить.
«Вот чудило! - улыбнулся Савелий. - Одурел, видно, от радости, что домой едешь!»
И Савелий на некоторое время притих опять, будто его вовсе нет в розвальнях. Но, чуть отогнув угол воротника, стал внимательно наблюдать за собакой в надежде, что Расхват снова уткнет свою лобастую морду в солому и задремлет или уснет...
Однако пес, будто наперекор ему, даже приподнялся на передние лапы и, вглядываясь в темноту, тихонько, словно предупреждающе, взвизгнул.
А лошадь стала вдруг забирать вправо, как будто кто-то незримый, кого почуял Расхват, ухватил ее под уздцы и сворачивал с дороги на целину.
Савелий раздраженно дернул вожжами и пробасил:
- А ну, ходчее! Не балуй, Буланка!
Лошадь скорости не прибавила, но затрусила, будто взаправду бежит.
И мороз, и встречный ветер не утихали, не усиливались, все вокруг Савелия оставалось таким, как было: и одноглазая лошадь скоро опять заковыляла своим обычным шагом, и Расхват лег - вроде бы снова задремал, но голову положил теперь не на солому, а на вытянутые перед собой лапищи: снежно-белые на фоне черной соломы...
Савелий подумал, что ему бы тоже стоило чуток вздремнуть, но тут что-то огромное и темное стало издалека надвигаться на них.
«Лес...» - отметил про себя Савелий.
Теперь уже легче было прикинуть и расстояние, которое они одолели от райцентра: третья часть пути с гаком была позади... Ко всему прочему, ехать в лесу было приятнее: теплее, тише, и никуда не свернешь, даже если бы лошади вздумалось, - и справа, и слева, почти вплотную к дороге, теснились деревья.
И только Савелий начал вновь обретать спокойствие, как Расхват вдруг опять вскочил в розвальнях - теперь уже на все четыре лапы и, взгорбив шею, негромко, тревожно взвизгнул.
А лошадь пошла ходчее без понукания, даже перешла на рысь.
«Что такое?..» - всполошился Савелий и, отбросив на плечи, на спину воротник, стал, напрягая зрение, оглядываться по сторонам, через плечо, вперед... И вдруг показалась ему, что где-то там, впереди, между деревьями, коротко блеснули - как промерцали на одно мгновение - огоньки.
«Опять волки!..» - похолодело в груди у Савелия. О них он почему-то даже не подумал, отправляясь в райцентр, может, потому, что ехал в людные места из глубинки, а не наоборот, как теперь, - ехал за удачей... А тут сразу вспомнил следы погрома на кошаре: черные трупы овец, оскаленные волчьи пасти, их желтые клыки и темные лужи крови окрест...