А ребятишки, не раздеваясь, зашли в горницу и уставились на яркий пузырек.
— Не смотрите так на югыд-би — ослепнете. — Елення взяла тряпичный узелок. — Вот вам подарок от Февренни — сера жвачная, кедровая.
Они разделись, набросились на серу.
— А кос-яй, копченое мясо не привезли? — Илька уже жевал жвачку со щелканьем, что считалось особым умением. — Я хочу сильно копченого мяса…
— И я тоже, — не отставал Федюнька.
Мать сказала, что сестра кос-яй привезла, но немного, и надо подождать всех, чтоб попробовать.
— Февра привела свою Авку. Я вам рассказывала о ручном олененке, Февре подарил Елисей за хорошую помощь, — улыбнулась Елення. — Теперь подрос. Сзади нарты Февриной стоит на привязи. Увидите вот завтра…
— Мы ведь писали торжественное обещание, — сказал Илька. — Ну-ка, Федюнька, быстренько мне сумку…
Гриш, выйдя из избы и направляясь к калитке, полюбовался еще раз, с белой звездочкой на лбу, еще заметной в темноте. Все олени лежали, поскрипывали зубами, а Авка стояла, ожидая, видно, чего-то. Может быть, хлебца от Февры.
«Надо было мне захватить с собой, — подумал Гриш и потрогал олешка за молодые рога. — Расти, Авка, набирайся силы-мощи. Станешь настоящим оленем…» — Он стал переходить в обход упряжек к забору, да запнулся о валяющиеся хореи, чуть не упал — Февра управляла оленями и ездила вовсю.
— Вот черти. Не догадались приставить хореи наклонно, — вслух сказал Гриш.
Он забрал хореи и поставил их на забор, да вдруг задел нижний провод. Загудело чуточку, посыпался иней, но югыд-би не погас. Как ни в чем не бывало, Гриш вышел за калитку и пошел по направлению к клубу.
Когда-то он считался в селе хорошим певцом — пел густым баритоном. Он даже в германскую войну одно время служил в музыкальном взводе барабанщиком, и напарником у него был Бобыль-Антон, пел басом, здешний, мужевский. Он и сейчас живой, только поет редко — болеет после ранения. И Гриш стал тоже редко петь — годы, видимо. Да и работа, семья, прохлаждаться некогда. Молодые растут, у Петрука сильный голос, и Февра поет ничего. Но сейчас, во время подготовки к большому празднику — десятилетию Октября и появлению югыд-би, он по приглашению клуба посещает спевки и разучивает новые песни. Приходят на спевки и другие, даже Бобыль-Антон. Есть и тенор. Как запоют все хором — только держись.
начал петь он негромко, заложив руки за спину.
А Елисей, Эдэ и Февра, смеясь над югыд-би, вышли во двор.
И Февра тоже подошла к оленям и несла хлебец Авке.
Февра казалась выше ростом, подросла за полгода, а старик и старуха стали вроде ниже, почти вровень с ней.
— Но кому-то, видно, помешали наши хореи. К забору приставил их рядышком. Ишь ты! Сейчас мы уберем их — переведем упряжки к амбару. Надо было давеча оставить там… — Елисей взялся за длинные и тонкие жерди-хореи и хотел откинуть их назад, но вдруг как загудит и сверкнет что-то сверху, старик упал, и хореи свалились рядом. Закричал:
— Ой-е-ей!..
Олени вздрогнули, вскочили на ноги и заметались вместе с Авкой. Эдэ и Февра тоже крикнули, отскочили в сторону, а потом девочка заметила, что в ее избе погас светлый огонь.
— Что ты наделал, дедушка! — захныкала она. — Повредил у нас электричество! Вот у них горит, а тут нет. Наверно, хореями задел провода. Вон гудят еще…
Елисей выругался и стал вставать.
А Эдэ сказала:
— Вот беда-то — испортил Гришу югыд-би.
— Он, что ли, идет по проводам?.. — Старик посмотрел вверх, в темноту, но ничего не узнал и уставился на дом Гриша. — Верно, не горит у него югыд-би. Что делать?..
Из избы выбежали Федюнька, держа в руках малицу, и Елення, раздетая.
— Кто тут дурит? У нас погас югыд-би, а рядом — горит! А-а, это вроде Февра и дедушка с бабушкой… — Федюнька заулыбался, стал быстренько надевать малицу.
— Почему так? — спросила Елення. — И гудело долго…
— Я, я виноват, наверно. Извиняюсь перед Гришем… — Елисей держал в одной руке хорей, а в другой отстегнутую от копыла нарты вожжу передового оленя.
— Гриша-то нет — он на спевке в клубе! — крикнула им Елення. — Гриш, поди, и приставил к забору хореи! Вот так помощь!.. Феврення, не задерживайся зря, дома ждет Илька! Не терпится посмотреть на тебя!.. — И зашла в избу.