– Но, Эрих, как вы можете так пугать меня! С тех пор как начался этот несчастный процесс, с вами нет никакого сладу. Неужели вы не можете потерпеть до конца?
– Потерпеть? – с едкой усмешкой повторил Рюстов. – Хотел бы я видеть того, кто здесь не потеряет терпения! Эти вечные отсрочки, вечные протесты и апелляции. Над каждой буквой завещания они ломают голову, рассуждают, доказывают, и при всем том дело стоит на той же точке, что и полгода назад!
С этими словами он плюхнулся в кресло.
Эрих Рюстов был еще полон сил и здоровья, и по его теперешнему виду можно было судить, как он был красив в молодости. Правда, теперь его лоб и лицо были изборождены морщинами и носили на себе следы забот и треволнений трудовой жизни.
– Где Гедвига? – спросил он после небольшой паузы.
– Час тому назад уехала верхом, – ответила старушка, снова принимаясь за работу.
– Верхом? Да ведь я же запретил сегодня кататься. При внезапно наступившей оттепели дороги небезопасны, а в горах еще лежит глубокий снег.
– Совершенно верно, но ведь вам известно, что Гедвига всегда делает все наоборот.
– Да, это удивительно; она именно так делает, – подтвердил помещик, который, казалось, находил это только странным и не гневался из-за этого, как обычно по любому поводу.
– Это вы воспитали девочку совершенно независимой. Сколько раз я просила вас хоть на два, на три года отдать Гедвигу в какой-нибудь институт, но ведь вас никак нельзя было уговорить разлучиться с ней.
– Потому что я не желал, чтобы она стала чужой мне и своей родине. Я достаточно держал для нее здесь, в Бруннеке, всяких учителей и воспитательниц, и она превосходно всему научилась.
– О, да, конечно, во всяком случае, она великолепно умеет тиранить вас и весь Бруннек.
– Ах, да не причитайте вы постоянно, Лина! – сердито проговорил Рюстов. – Вы всегда находите в Гедвиге что-нибудь дурное. То она для вас слишком легкомысленна, то недалекая, то недостаточно чувствительна. Для меня она хороша! Я хочу иметь свежего, жизнерадостного, здорового ребенка, а не чувствительную даму «с настроениями» и «нервами».
Говоря это, он многозначительно посмотрел на Лину, но она ответила ему в том же тоне:
– Ну, я думаю, что в Бруннеке можно от них отвыкнуть, вы сами об этом очень заботитесь.
– Да, за эти восемь лет ваши нервы полностью успокоились, – с нескрываемым удовольствием промолвил Рюстов. – Но чувствительность у вас еще осталась. Как вы расчувствовались третьего дня, когда Гедвига по всем правилам отказала вашему протеже, барону Зандену!
Лицо старушки побагровело от гнева.
– Ну, зато тем бесчувственнее была Гедвига. Она высмеяла предложение, которое всякая другая девушка хотя бы выслушала серьезно. Бедный Занден! Он был в полном отчаянии.
– Он утешится, – решил Рюстов. – Во-первых, я думаю, что как его страсть, так и его отчаянье относились больше к моему Бруннеку, чем к моей дочери. Ее приданое как раз подошло бы ему, чтобы спасти его обремененное долгами имение. Во-вторых, он сам виноват, что получил отказ; мужчина должен знать, на что может рассчитывать, прежде чем идти на решительное объяснение. А в третьих, я вообще не дал бы своего согласия на этот брак, потому что не хочу, чтобы Гедвига вышла за аристократа. Я уже достаточно испытал на своей собственной женитьбе. Из всего знатного общества, терзающего вас своими посещениями, никто, говорю я вам, никто не получит моей дочери. Я сам выберу ей мужа, когда подойдет время.
– И вы думаете, что Гедвига станет ждать? – насмешливо спросила старушка. – До сих пор все женихи были ей безразличны, но как только она почувствует влечение, так и не подумает спрашивать, принадлежит ее суженый к аристократии или нет; она поступит наперекор убеждениям своего отца, а вы, Эрих, как и всегда, подчинитесь воле своей любимицы.
– Лина, не сердите меня! – воскликнул Рюстов. – Вы, кажется, думаете, что я ни в чем не могу противоречить моей дочери?
Он грозно посмотрел на свою родственницу, но она глядела на него безбоязненно.
– Ни в чем! – уверенно ответила она, собрала свои бумаги и вышла из комнаты.
Рюстов был вне себя, может быть, именно потому, что не мог оспаривать справедливость этого утверждения. Быстрыми шагами он метался по комнате и на повороте столкнулся с лакеем, вошедшим в комнату с визитной карточкой.
– Что там такое? Опять какой-то визит? – С этими словами Рюстов взял карточку, но от удивления чуть не выронил ее. – Эдмунд граф фон Эттерсберг! Что это значит?
– Граф желает лично видеть вас, – доложил слуга.