— Цыц! Я вот те так скажу, что голова на сторону свернется! — грозно прошипел Демьян на жену.
Варя окаменела от удивления. Никогда муж не то что не бил ее, но даже по-настоящему не ругал. «Уж не без памяти ли он?» — думала она, глядя на мужа испуганными глазами.
Демьян уже пришел в себя. Усмехаясь через силу, он сказал:
— Ну, чего стоишь столбом? И пошутить нельзя! Я сам к Еремеевне загляну, отцу баить незачем. Поди, видишь, он нас за чужих уже считает.
Успокоив жену и запретив ей говорить о его болезни кому бы то ни было, Демьян отправился к знахарке. Любой ценой решил узнать правду.
Еремеевна жила на украинском конце села в небольшой избушке. Одинокая старуха хозяйства не имела и кормилась приношениями баб, щедро вознаграждавших ее за лечение. К ней частенько приходили и поздно ночью, особенно бабенки, согрешившие и почувствовавшие, что грех скоро станет заметен для всех. Она «помогала» и, получив мзду, отправляла грешниц домой. Все было шито-крыто.
Когда Демьян, задами пробравшийся в темноте к ее хатке, постучал в окошко, старуха тотчас же откликнулась и, засветив каганец, отперла дверь в сенцы. Но, увидев необычного гостя, с испугом отпрянула.
Мурашев шагнул за ней, обернулся, ощупью нашел засов, запер сени и сказал:
— Отца моего не пугалась, так меня что ж пугаешься?
— Что ты, что ты, батюшка, Демьян Петрович! Пошто мне пугаться? — скороговоркой зачастила Еремеевна, открывая перед гостем дверь в комнату. — Обеспокоилась я: уж не беда ли кака, помилуй бог, случилась у вас, моих благодетелей, что ты сам пришел? — продолжала она, обмахнув табуретку и подставляя ее гостю.
— Тебя к нам отец позвал, когда беду надо было сделать — мать отравить, — произнес Демьян мрачно и впился глазами в лицо старухи.
Даже при свете каганца заметил он, как мертвенно побледнела Еремеевна, качнувшись от него назад.
— Хочешь жить — не отпирайся, расскажи всю правду! — загремел он, не помня себя от гнева, откидывая ногой табуретку. Он был сейчас страшен. Черные глаза сверкали дико, губы побелели.
— Ох, батюшка, не губи! Мой грех, послушалась твово отца, — упав на колени, шептала помертвевшая старуха. — Все скажу, не убивай только!
Боялась она одного — не пришиб бы в гневе. Начальству не выдаст, отца пожалеет, себя стыдить не захочет…
— Говори, проклятая! Не доводи до греха! А убить-то тебя, змея подколодная, вовсе не грех! — простонал Демьян.
Все рушилось вокруг него. Мать отравлена, а отец — и отравитель и снохач! «И бог это терпит. В алтаре расхаживает злодей, а он будто спит, ничего не замечает», — неслись в дикой пляске мысли у него в голове.
Заливаясь слезами, знахарка рассказывала, как угрозами и посулами уговорил Петр Андреевич дать отраву Марфе, как торопил, чтоб не тянула с ней…
Скрипя зубами от ярости и горя, слушал Демьян рассказ Еремеевны.
— Не моги близко к нашему двору подходить, увижу — убью! — пригрозил, когда старуха смолкла, и, толкнув ее, выскочил.
Почти до рассвета бродил Демьян по снежным сугробам, богохульствуя от гнева. Вернувшись домой, он знал, что сейчас с отцом ему встречаться нельзя, не выдержит, знал и то, что отец не постесняется извести сына, так же как жену, если тот станет мешать. А скоро наступит весна, они переедут в город. Дурак Аким ничего не понимает, хоть и считает себя умным, — намекал ведь ему.
Сказать брату? Если поверит — убийство произойдет. За что с детьми стыд нести будут? Ведь у них с Акимом шестеро ребят. Молчать? Пожалуй, сживут и Акима. Зачем же он доискивался правды? Вроде пособника станет…
А может, Аким еще и не поверит. Больно неласков стал с ним, с Демьяном, как вернулся из Петропавловска. Видно, и отец и Наталья зудят ему в уши, что он, Демьян, завидует старшему брату.
Нет у него зависти. Хватит для него богатства, которое останется, а в городе жить ни за что бы он не согласился, хотя бы и звали.
Да и будь оно проклято, это богатство! Жили на Волге — в куске не бедствовали, и в глаза людям не стыдно было глядеть, а теперь…
Демьян так и замер, стоя в сенях, измученный и отупевший.
«Надо к Павлу ехать, ему все рассказать», — неожиданно явилась мысль, и Демьян понял, что это единственный выход: ехать немедленно, не встречаясь с отцом и Акимом.
Разбудив батрака Яшку, он велел запрягать коней в санки, а сам пошел к жене, в спальню.
— Варь, а Варь, проснись! — тормошил жену.
Когда та поднялась, он почти спокойно сказал ей:
— Дай одеться почище, в город сейчас поеду. И впрямь лихоманка замучила. Полечусь у городских лекарей — скорей выздоровлю. Им утром скажешь, куда и зачем поехал…