После долгих размышлений Наталья решилась рассказать о муке, перенесенной ею от свекра, о том, что Аким, подстрекаемый Павлом, чуть не убил ее, разжалобить бабьим горем, признать и за собой вину, которую нельзя скрыть…
«Главное, чтобы сразу не выгнала, слушать стала», — думала Наталья и решила начать с упоминания имени Демьяна: его уважают дружки Федора и Кирюхи, значит и Аксюта, об этом говорил Аким.
— Здравствуйте, Аксинья Федоровна! — поклонилась Мурашева, будто не замечая взгляда хозяйки. — Не удивляйтесь моему приходу. Богом прошу, поговори со мной по тайности, хоть ради Демьяна Петровича: друг он тебе и мне. — От волнения Наталья побледнела, и на глазах у нее выступили слезы.
Аксюта невольно замялась. Первым желанием было выгнать вон жену и сноху предателей, хитро обманывавшую ее мать. Но имя Демьяна, измученный вид и слезы Натальи заставили сдержаться. Пусть скажет, зачем явилась, — указать порог всегда можно.
— Раздевайся, Наталья Михайловна, заходи в горницу, хоть и не знаю, о чем нам говорить, — холодно ответила она.
Войдя за Аксютой в горницу, Мурашева прикрыла за собой дверь. Достоинство, с каким держала себя Аксюта, покорило Наталью, и сейчас ей было стыдно, что не помешала она травле Аксюты Павлом, не возражала сплетням. Упав на колени перед иконами, Наталья заговорила сквозь слезы:
— Богородицей клянусь, Аксюта, хоть и выполняла я приказание свекра, но ничего не знала о том, как удумал он зло Палычу и мужу твоему! В том зле не виновата я перед тобой. Пришла к тебе с добром, за другую свою вину прощение выпросить. Не гони меня, выслушай…
Аксюта хорошо знала хитрость и лживость старшей снохи Мурашева, но сейчас в голосе той звучало такое искреннее горе, что она ответила мягко:
— Расскажи, Наталья Михайловна, послушаю.
Наталья поднялась с колеи и, привалившись к стене, рассказала, как надругался над ней свекор после смерти Марфы Ниловны, как Павел было подвел ее под топор мужа и только Демьян спас.
— Три дня, три ночи молила богородицу, все грехи свои вспоминала и клятву дала, что искуплю их, коль жива буду, — говорила она, плача. — Самый большой мой грех — что не вступилась я, когда Павлова Зинка на тебя грязь лила. Он ведь что-то поганое замышлял, да Никитин вступился, цыкнул на него…
Аксюта вздрогнула: какую еще гнусность придумал негодяй?
При словах Натальи о заступничестве купца Никитина она удивилась. Ведь Терентий Егорович с ней слова никогда не сказал.
«Видно, Анастасия Миновна просила его, детей да старуху жалеючи», — подумала она.
— Не обвинил меня Демьян Петрович, хоть и всю правду сказал, спас меня с детьми, и хочу я клятву свою выполнить. Прости меня, подлую, свою вину заглажу перед тобой, все сделаю для тебя, Оксенька! — говорила Наталья и как подкошенная упала к ногам Аксюты, рыдая во весь голос. Ей казалось, что если Аксюта ее не простит, то она нарушит свою клятву и лишится навсегда счастья.
Слушая Мурашеву, Аксюта вспомнила слова отца о том, что богатство, нажитое нечестным путем, всегда развращает. «Вот и Наталья из-за боязни потерять богатство не выдержала, пала. Может, и правда, если не оттолкнуть, и лучше станет, коль не из совести, так из страха, меньше зла будет делать», — думала она. В том, что свекор и муж не рассказывали Наталье свои тайны, Аксюта не сомневалась.
— Встань, Наталья Михайловна! Верю, в горе моем ты меньше всех виновата. И коль тебе так хочется, прощаю за то, что своим молчанием помогла ты Павлу травить меня, — сказала она.
Наталья покраснела.
— Грязь, что лили на тебя враги наши, с тебя смыть, жизнь облегчить должна я, и хочу того, — тихо заговорила она. — Никитиной слово веско, но и мое чего-нибудь стоит. Берись-ка ты, Аксинья Федоровна, за шитье, швейную машину я тебе дам, руки у тебя золотые, не губи здоровья…
— Подарков мне от тебя не надо, — прервала Аксюта, вставая.
— Пусть не в подарок будет. Сошьешь мне три платья — в расчете будем. А потом другим шить станешь. Коль, правду, простила, от этого не откажешься.
Аксюта задумалась. Взять взаймы можно, раз не считает ее виноватой в аресте отца и мужа. Пожалуй, этим она Наталье одолжение сделает, а не Наталья ей. Потом — зима близко, на салотопке работа кончится до следующей весны, а кормить четырех. Свекровь слабенькая стала. Легко ли ей целый день с детьми да с коровой возиться, если придется днями пропадать на уборке да стирке? Кроме того, это будет мешать и в главном, думала она. И решилась:
— Хорошо, Наталья Михайловна, возьму я у тебя машину, привози и работу.