— Ой, все поняла, Петр Андреевич! Глаз теперь не спущу…
— А к нам почаще ходи. Ниловна-то как раз заболела, проведывай. Не дивно, что по христианской заповеди больную навестишь.
— Приду! Как что замечу, так прибегу к вам…
— Ну, а теперь слезы-то утри, чтобы никто ни о чем не догадался. Не пропадет твой Федор, надейся на меня, как на каменную гору. Он ведь правдолюбец, только правду-то у лживых людей искать начал, вот и запутался в их сетях, — проникновенно убеждал Мурашев Прасковью, подавая узел.
— Значит, ловушку готовит к приезду наших из Петропавловска, — говорил Федор Анисиму, Егору и Матвею, после того как Прасковья рассказала ему об уговоре с Мурашевым. — Коль на жену будет надеяться, то беда невелика. Параня нам теперь в помощь. Посматривайте вокруг, не найдет ли он еще помощников, да смотрите, разговаривайте только с надежными мужиками, такими, каких он не сумеет провести.
— А что, если ему красного петуха пустить? — с ненавистью проговорил Матвей.
— Не дело говоришь! — остановил его Федор. — Особливо сейчас. Вот получим весточку обо всем, тогда видно будет, что делать. Недельки через три ребята приедут.
Умелым, задушевным разговором Федору удалось убедить жену, что клятва перед обманщиком ничего не стоит, а значит и греха нет в нарушении такой клятвы. Он растолковал, для чего нужно Мурашеву знать его разговоры с мужиками, на что письма от петропавловских друзей. Понемногу разъяснял и все то, что сам знал.
И Прасковья осмелела, о многом стала рассуждать по-иному, чем раньше. Она не была глупой, но тяжелая жизнь и суеверия смолоду притупили ее.
Перед свиданием с Мурашевым Прасковья точно договаривалась с мужем, что говорить «ироду» — так звала она в кругу семьи Петра Андреевича, — но иногда при разговоре с Мурашевым и сама кое-что подходящее придумывала.
Ходила Прасковья к лавочнику часто — и потому, что этого требовал ее «покровитель», и желая навестить больную, заброшенную Ниловну.
Ниловна заболела спустя неделю после возвращения мужа. Вначале она жаловалась на головные боли. Потом, когда Еремеевна, старая знахарка, стала поить ее какими-то настойками, голова перестала болеть, но Ниловна говорила, что ей трудно дышать.
Петр Андреевич сам вторично съездил за знахаркой. Та парила больную в бане, лечила травами. Марфа Ниловна перестала жаловаться на удушье, у нее как будто ничего больше не болело, но она с трудом поднималась с постели, потела так, что рубашку к утру хоть выжми, плохо ела и не могла спать.
Когда Аким вернулся с гуртом скота из аула и увидел мать, он испугался. Ниловна походила на скелет, обтянутый кожей.
— Может, маманьку в город, к Павлу, перевезти? Там доктора есть, помогут, — предложил он отцу, собираясь гнать гурт в Акмолинск.
Отец сурово посмотрел на него.
— Совсем еретиком стал, с богом хочешь бороться. Смерть-то везде найдет. Лечить мать Еремеевна лечит, кому смерть не назначена, всем помогает. А коль время придет, доктора вторую душу не вставят. О душе надо подумать, а к православному попу разве она пойдет…
Аким уехал. Еремеевна продолжала лечить, но теперь уже всем было видно, что дни больной сочтены.
Когда Прасковья заходила к Ниловне, та шептала ей со слезами:
— Бросили все, за день никто не заглянет. Спаси Христос, Домнушка наведывается…
Снохи были заняты: Варвара теперь одна хозяйство вела, за всем надо доглядеть — батраков десять да три батрачки. Не усмотришь — живо все поплывет из дома. Наталья торговала в лавке то со свекром, а то и одна. Ну, а мужикам возле больной сидеть и вовсе времени нет.
Мурашев при людях жалел жену. «Жить бы да жить, а она вон в гроб глядит. Слабенькая сроду была», — говорил он печально.
Когда Прасковья Карповна, наплакавшись над умирающей, выходила в горницу, ее обязательно встречал сам хозяин.
— Ну что там наши путаники еще наговорили, Прасковьюшка? — ласково спрашивал он. — Ее от смерти не спасешь, нам с тобой о живых нужно беспокоиться…
В передаче Прасковьи Петр Андреевич каждый раз улавливал то, что ждал, но конкретного ничего не было.
После нескольких разговоров с Прасковьей Мурашев подумал, что пора в город съездить, человечка нужного привезти — с поличным возьмут, тогда и эти разговоры пригодятся. «Сотру все гнездо, — думал он с злорадством, слушая Прасковью, — некому будет мутить народ в Родионовке, все присмиреют, а то вон как на сходке горлопанят! А может, и наградят еще за преданность…» Петр Андреевич не забывал про обещание Нехорошко. «Но как ехать? Жена все еще лежит в доме», — со злостью думал он.